Любовница греческого магната - Линн Грэхем Страница 4

— Яспросила, почему никто не предупредил меня, но новый хозяин ответил, что лично он не давал никакого объявления. — Пожав плечами, Хоуп усмехнулась. — Такова жизнь.

— Вы готовы простить слишком многое, — заметил Андреас. — А почему вы решили стать компаньонкой?

— У меня нет квалификации для какой-либо другой работы… по крайней мере на настоящий момент. — В первую очередь девушка мечтала о постоянной крыше над головой и стабильном заработке. Она запрещала себе предаваться фантазиям о далеком будущем, когда, скопив необходимую сумму, сможет окончить курсы дизайнеров. — У меня нет собственного жилья, и место компаньонки явилось бы выходом из положения… А куда направлялись вы?

— Я возвращался в Лондон.

— Почему вы поцеловали меня?

Неизвестно, кто из них двоих изумился больше: Хоуп, не понимавшая, как с ее губ мог сорваться столь неуместный вопрос, или Андреас, впервые столкнувшийся с необходимостью объясняться по такому поводу.

Золотисто-карие глаза внимательно смотрели на девушку.

— А как вы думаете, почему?

Вновь залившись краской, Хоуп наклонила голову, изучая свои переплетенные пальцы.

— Понятия не имею… Яспросила просто так, из любопытства.

— Вы очень сексуальны.

Широко открыв глаза, она недоверчиво посмотрела на Андреаса.

— Вы серьезно?

— Поверьте слову знатока, — невозмутимо отозвался тот.

Пухлые губы Хоуп изогнулись в улыбке. Ей импонировала искренность собеседника. Он, несомненно, питал слабость к женскому полу и имел за плечами немало романов. Что в этом плохого? Редкая женщина устояла бы перед подобной красотой.

Зато девушку взволновали его слова о том, что она сексуальна. Хоуп привыкла считать себя некрасивой, слишком заурядной и толстой. Вот уже много лет она вела войну с собственным телом, безнадежно мечтая похудеть. Хоуп перепробовала все возможные диеты и изнуряла себя физическими упражнениями. Вес ее колебался с переменным успехом, но заветная стройность фигуры по-прежнему казалась чем-то недосягаемым. Даже самый любящий человек — родная мать огорченно вздыхала, глядя на нее, и стыдила дочь за чрезмерный аппетит.

И вот теперь этот ошеломляюще красивый мужчина счел ее интересной. И даже… назвал ее сексуальной. Она вдруг подумала, что могла бы любить Андреаса до конца дней, поскольку благодаря ему ощутила себя привлекательной женщиной.

— А чем занимаетесь вы? — непринужденным тоном спросила она.

— Финансами.

— Наверное, проводите весь день за столом, не отрывая взгляда от цифр. Довольно скучная работа. Впрочем, должен же кто-то ее выполнять. — В голубых глазах Хоуп светились симпатия и сочувствие.

Для Андреаса не существовало ничего важнее в мире, чем его деловые успехи. Однако ему часто приходилось сталкиваться с женщинами, которые, совершенно не разбираясь в финансах, демонстрировали притворный интерес к этой сфере, пытаясь таким образом произвести на него впечатление. А вот Хоуп и не думала прибегать к подобным уловкам. Невольная улыбка осветила его лицо.

— Не хотите шоколада? — спросила она, порывшись в сумочке и извлекая большую плитку.

— Да… пока он еще не растаял, — Андреас со смехом протянул руку к шоколаду, который Хоуп держала в опасной близости от огня, и отломил кусочек, любуясь огромными голубыми глазами и изгибом пухлых сочных губ. Он еще помнил вкус этих губ, и неожиданное желание вновь ощутить податливую мягкость женского тела завладело им.

— О… — Хоуп с блаженным видом прикрыла глаза, наслаждаясь вкусом шоколада.

В эту минуту у нее было такое по-детски трогательное выражение лица, что Андреас зачарованно засмотрелся на нее. Интересно, как выглядела бы она в минуту страсти?

Ресницы девушки дрогнули.

— За шоколад я готова отдать все на свете…

Хоуп умолкла, заметив, как жарко вспыхнули его глаза, и, даже не сознавая этого, подалась навстречу ему, приоткрыв губы. Андреас с глухим стоном опустился на колени и припал к ее устам в долгом поцелуе.

— Я буду покупать тебе шоколад каждый день, — хрипло пообещал он, наконец отодвинувшись.

— Знаешь… я вовсе не намеревалась спровоцировать тебя, — с тревогой в голосе пролепетала Хоуп.

— Я знаю. — Пальцы Андреаса дотронулись до пухлых щек девушки. — Твоя откровенность только добавляет тебе очарования.

— Люди считают меня чересчур прямодушной…

— Но я думаю по-другому, — поспешил уверить Андреас, заключив лицо Хоуп в ладони. — Я так страстно желаю тебя, что готов забыть обо всем на свете. Со мной это впервые.

Хоуп тоже не узнавала себя. Необъяснимое изменение произошло с ней, стоило Андреасу поцеловать ее. Словно по мановению волшебной палочки, девушка ощутила себя обольстительной красавицей. У нее было такое ощущение, что она, как цветок, распускается навстречу благодатным теплым лучам.

— Со мной это тоже впервые, — задыхающимся от волнения голосом призналась Хоуп.

Пальцы Андреаса расстегнули пуговицы пальто. На мгновение он замер, неожиданно смутившись от собственных сорвавшихся с языка слов.

— Наверное, мы оба сошли с ума…

Хоуп положила ладони ему на грудь.

— Тсс… Не говори ничего… — умоляюще прошептала она.

Осторожно уложив ее на пальто, Андреас с жадностью припал тубами к бархатисто-нежной шее.

— Если захочешь остановить меня, скажи…

Но Хоуп смиренно покорилась неизбежному.

Прожив на свете двадцать восемь целомудренных лет, сейчас она собиралась изменить привычной добродетели ради одной украденной у судьбы ночи и изведать сладость греха.

Андреас расстегнул бюстгальтер и, любуясь в отблесках костра округлостями пышной груди, восхищенно простонал:

— Ради твоего тела я готов умереть.

Плывущая по волнам сладостной истомы Хоуп приоткрыла глаза, желая убедиться, не шутит ли он. Благоговейное выражение его лица было ей ответом. Мужские пальцы принялись осторожно гладить грудь, поигрывая с нежными розовыми сосками, мгновенно отвердевшими. Жаждущее наслаждения тело горело огнем, и Хоуп не заметила, как бедра ее сами собой пришли в движение. Весь окружающий мир исчез, остались лишь Андреас и ласки, которые он ей дарил.

Его искусный рот продолжал дразнить бугорки сосков, заставляя тело Хоуп трепетать от страсти. Эта мучительно-сладостная дрожь нарастала с каждой секундой, становясь невыносимой. Чувствительность кожи обострилась до предела, и самое легкое прикосновение отзывалось тянущей судорогой внутри.

— Андреас… — умоляюще простонала она, когда он наконец дотронулся до наиболее жаждущей его ласки точки.

— Я больше не в состоянии… — отрывисто произнес изнемогающий от желания Андреас. Никогда прежде ему не доводилось испытывать столь острое возбуждение.