Взгляни на меня - Николас Спаркс Страница 4

Все было довольно просто – третий ребенок и единственный сын богатых родителей, которые предпочитали держать няню и не испытывали желания заводить еще детей. В младенчестве его мучили колики, а затем Колин превратился в непоседливого мальчишку с классическим диагнозом «гиперактивность» – из тех, кто регулярно закатывает истерики, не может ни на чем сосредоточиться и не в состоянии посидеть спокойно. Дома он сводил родителей с ума, выживал одну няньку за другой и без конца дрался в школе. В третьем классе Колину досталась прекрасная учительница, которая ненадолго улучшила ситуацию, но в четвертом он вновь покатился по наклонной. Он постоянно затевал драки на детской площадке и чуть не остался на второй год. Примерно в это время на него стали смотреть как на «проблемного». Не зная, что делать, родители отправили сына в военное училище, посчитав, что дисциплина пойдет мальчику на пользу. Первый год прошел ужасно, и весной Колина выгнали.

После этого его снова отправили в военную школу, в другом штате, и следующие несколько лет он выплескивал энергию в спортивных единоборствах – борьбе, боксе и дзюдо. Свою агрессию он переносил на других, иногда с чрезмерным энтузиазмом, чаще всего просто потому, что сам того хотел. Отметки и дисциплина Колина не волновали. Пережив пять исключений из пяти разных военных школ, он кое-как дотянул до выпуска – злобный и жестокий юноша, без всяких планов на будущее и какого-либо желания их строить. Колин вернулся к родителям, и последовали семь тяжелых лет. Он смотрел, как мать плакала, и слушал, как отец умолял его измениться, но не обращал на родителей внимания. По их настоянию Колин побывал у психолога, но продолжал катиться по наклонной, подсознательно идя к саморазрушению. Так говорил психолог, и Колин теперь признавал его правоту. Когда родители выгоняли сына из дома в Роли, он устраивался в домике на пляже и тянул время, а потом возвращался, и круг замыкался. Когда Колину стукнуло двадцать пять, он получил последний шанс изменить свою жизнь – и неожиданно сделал это. Теперь он учился в колледже и собирался провести несколько десятков лет в школьном классе в качестве учителя. Большинство просто не понимали, что на него нашло.

Колин знал, что есть какая-то ирония судьбы в желании работать в школе, которую он всегда ненавидел. Но что поделаешь. Он не зацикливался на шутках судьбы – и уж точно не думал о прошлом. Он бы вообще не стал об этом думать, если бы не предложение Эвана навестить завтра родителей. Эван не понимал, что и Колину, и его старикам неприятно было даже находиться в одной комнате, особенно если о визите не договорились заранее. Он знал, что, если появится неожиданно, они будут сконфуженно сидеть в гостиной и говорить о пустяках, а воспоминания о прошлом повиснут в воздухе, как ядовитый газ. Он будет чувствовать исходящее от родителей недовольство, ощутимое в том, что они говорят и о чем умалчивают. Кому это надо? Уж точно не ему. И не им. В последние три года Колин приезжал с семейными визитами редко, почти всегда летом, и не задерживался дольше часа. Против такого распорядка никто не возражал.

Старшие сестры, Ребекка и Андреа, уговаривали Колина помириться с родителями, но он пресекал эти разговоры точно так же, как оборвал Эвана. В конце концов, отношения сестер с родителями развивались совершенно иначе. Они обе были желанными, а он оказался неприятной неожиданностью семь лет спустя. Колин знал, что сестры желали ему добра, но что между ними было общего? Ребекка и Андреа окончили колледж, вышли замуж, завели детей. Они жили в том же престижном районе, что и родители, и по выходным играли в теннис. Чем старше становился Колин, тем сильнее сознавал, что в жизни сестры устроились гораздо разумнее, чем он. Но опять-таки, они-то не были «проблемными».

Он знал, что родители, как и сестры, по сути, неплохие люди. После многолетних хождений к психологу Колин признал наконец, что проблемы у него, а не у них. Он больше не винил отца и мать за то, что с ним происходило, и за то, что они сделали – или не сделали. В любом случае он теперь считал, что ему повезло и что родители проявляли необыкновенное терпение. Ну и что, если им занимались няньки. Ну и что, если его отправили в военную школу. В самые тяжелые времена, когда другие родители уже сдались бы, отец с матерью не утрачивали надежды, что Колин еще может изменить свою жизнь.

Они много лет терпели его выходки. Не обращали внимания на то, что он пил, курил травку, громко включал музыку в любое время суток. Мирились с вечеринками, которые сын закатывал, стоило им уехать из города, и после которых дом превращался в помойку. Смотрели сквозь пальцы на потасовки в барах и многочисленные аресты. Не обращались к властям, когда Колин ломал замок на двери пляжного домика и устраивал там хаос. Они выкупали сына под залог столько раз, что Колин сбился со счету, и оплачивали услуги адвоката. Три года назад, когда Колину грозило долгое тюремное заключение за пьяную драку в Уилмингтоне, отец воспользовался какими-то связями и условился, что Колину полностью очистят полицейское досье. Если, разумеется, он выдержит испытательный срок. В том числе Колина обязали пробыть четыре месяца в психиатрической клинике в Аризоне. Когда он вернулся и узнал, что родители не намерены его впускать, он снова взломал пляжный домик, который к тому моменту выставили на продажу.

А еще Колину велели регулярно встречаться с детективом Питом Марголисом из Уилмингтонского полицейского департамента. Человек, которого Колин избил в баре, был долговременным тайным информантом Марголиса, и в результате драки запутанное дело, которое тот расследовал, пошло прахом. Поэтому детектив страстно ненавидел Колина. Он горячо возражал против его освобождения – а потом настоял, что будет постоянно наблюдать за Колином и иногда наносить визит без предупреждения, как делают инспекторы, надзирающие за условно осужденными. Договор гласил: если Колина арестуют вновь, не важно за что, досье будет восстановлено в полном объеме, и он автоматом угодит в тюрьму почти на десять лет.

Несмотря на жесткие рамки и необходимость иметь дело с Марголисом, которому не терпелось надеть на Колина наручники, все-таки это было здорово. Невероятный договор, возможный благодаря отцу. Пусть даже тот почти не разговаривал с сыном. Колину теоретически воспрещалось показываться дома, хотя в последнее время отец немного смягчился. Будучи изгнанным из родного крова после возвращения из Аризоны и узнав, что новые хозяева вступили во владение домиком на пляже, Колин решил пересмотреть свою жизнь. Он ночевал у друзей в Роли, перебираясь с кушетки на кушетку, и понемногу пришел к выводу, что погубит себя окончательно, если ничего не изменит. Нынешнее окружение ему не подходило, и приятели у него были такие же буйные, как он сам. Поскольку Колину больше некуда было ехать, он вернулся в Уилмингтон и внезапно явился к Эвану. Эван жил там после окончания колледжа. Он очень удивился, увидев старого друга. Конечно, Эван держался настороже и немного нервничал, но он помнил былую дружбу и охотно пустил Колина пожить.

Понадобилось некоторое время, чтобы вновь завоевать доверие Эвана. Их жизни давно разошлись. Эван во многом походил на Ребекку и Андреа – законопослушный гражданин, который тюрьму видел только по телевизору. Он работал бухгалтером и специалистом по финансовому планированию; будучи, как и положено в его профессии, человеком расчетливым, Эван приобрел дом, состоявший из двух смежных квартир, чтобы сэкономить на платежах по закладной. Вторая квартира как раз пустовала, когда появился Колин. Тот не собирался оставаться надолго, но всё как-то завертелось, а когда он нашел работу в баре, то перебрался к Эвану насовсем. Спустя три года он по-прежнему снимал жилье у лучшего друга.