Ночь в гареме, или Тайна Золотых масок - Георг Борн Страница 4

– Это потому, что мое предостережение очень важно.

– Относительно кого же намерен ты предостеречь меня, Гассан?

– Относительно новых друзей.

Сади с удивлением вопросительно поглядел на своего товарища.

– Я все еще не понимаю тебя, – сказал он.

– Ты собираешься примкнуть к Рашиду и Гуссейну.

– Они весьма предупредительны по отношению ко мне.

– И притом фальшивы.

– Ты меня удивляешь.

– Тем не менее, это правда, Сади, я не доверяю этим обоим визирям, они преследуют свои планы и замыслы. Рашид давным-давно является орудием Мансура.

– Мансур перестал иметь орудия, друг мой. Мансур не имеет уже более власти.

– Открыто – нет, это правда, но втихомолку он все еще раскидывает свои сети. Ты знаешь, что Рашид-паша ему одному обязан своим теперешним положением и всем, что имеет? Рашид и теперь еще орудие Мансура.

– Ты, Гассан, глядишь на все слишком уж мрачным взглядом.

– Не отвергай моего предостережения. И Гуссейн-Авни-паша с некоторых пор изменился. Причина понятна: ты знаешь, принц был настолько неосторожен, что отослал дочь его Лейлу в дом отца. Гуссейн никогда не забудет этого оскорбления, но он слишком умен и осторожен, чтобы хоть чем-нибудь обнаружить происшедшую с ним перемену.

– Мне кажется, Гассан, ты слишком далеко заходишь в своих подозрениях, тем не менее благодарю за предостережение. Рашид никогда не будет моим другом, я отвечаю только на его любезность, как того требует долг вежливости, Гуссейн же – другое дело, он военный министр и благоволит ко мне.

– И постарается употребить тебя для своих целей, – запальчиво перебил Гассан своего товарища. – Он знает, что ты в последнее время стал правой рукой великого визиря, и хотел бы через тебя получить необходимые сведения о подробностях и решении разных дел. Остерегайся его, вот мой совет. Сейчас тебя позовут к султану.

– Право, я не знаю, по какому делу.

– По твоему собственному, как ты увидишь. Вчера я получил от Зора первое письмо. Кажется, в Лондоне он запутался в приключениях и интригах, – сказал Гассан. – По крайней мере, из письма его видно, что он завален делами, постоянно в обществе и окружен удовольствиями. Любовь же его к леди Страдфорд, кажется, еще усилилась: он бредит ее красотой, умом и любезностью. Хорошо, если только он не игрушка в ее руках.

– Ты всюду видишь ложь и измену.

– Нас окружает много лжи, друг мой, – отвечал Гассан, который в последнее время часто бывал угрюмым и сосредоточенным: пророчество старой Кадиджи не выходило у него из головы.

– Мне кажется, – продолжал он, – что в будущем нас ожидают мрак и печаль.

– Нет, Гассан, брось эти глупости! – улыбаясь, воскликнул Сади. – Отгони от себя эти мрачные мысли и образы, прежде они не так одолевали тебя.

– Тише, звонок, я должен вернуться в кабинет, – прервал Гассан разговор и, оставив своего друга, поспешил на зов султана в его кабинет.

Через несколько минут он снова вернулся к Сади.

– Султан зовет тебя, – сказал он и отвел Сади в маленький, красивый тайный кабинет, где Абдул-Азис сидел на диване.

– Я приказал позвать тебя, Сади-паша, чтобы объявить тебе о решении, принятом мной и касающемся тебя, – начал султан, окинув испытующим взглядом красивого молодого пашу. – Мне докладывают, что принцесса Рошана намерена вступить в брак и что она желает отдать тебе свою руку.

Лицо Сади засветилось надеждой, он горел нетерпением услышать решение султана.

– Хотя ты и низкого происхождения, но я не против этого союза, так как ты своими заслугами и моей милостью возвысился до сана паши, – продолжал Абдул-Азис. – Я даже очень доволен, что принцесса желает вступить в брак.

– Приношу вашему величеству благодарность за это новое доказательство благосклонности, – прошептал Сади.

– Я ничего не имею против этого союза и желаю только, чтобы ты остался у меня при дворе, так как великий визирь хвалит мне тебя, – сказал султан. – Теперь ты знаешь мою волю. Гассан-бей, позови военного министра Гуссейна-Авни-пашу в мой кабинет.

Сади не мог уйти, так как не был еще отпущен, и, казалось, что Абдул-Азис хотел удержать его при себе.

Гассан отдернул портьеру. Военный министр с поклоном вошел в кабинет.

– Садись, паша, – приказал ему султан. Сади же остался стоять возле Гассана. – Ты пришел ко мне с докладом, начинай!

Гуссейн бросил вопросительный взгляд на Сади.

– Сади-паша останется здесь, – сказал султан. – Говори так, как если бы мы были одни.

Визирю, по-видимому, вовсе не хотелось, чтобы Гассан и Сади оставались свидетелями его доклада, он не знал, насколько можно было доверять им.

– Новые полки выступают завтра, – начал он. – Корабли с солдатами и военным снаряжением уже три дня как оставили гавань и отправились на место мятежа. Меня извещают, что все христианские народы, подвластные вашему величеству, намерены восстать, но пока довольно тех сил, которые мы уже отослали в Боснию.

– Мятежники принуждают меня к этому важному шагу, я приступаю к нему неохотно, так как заранее предвижу, что этот раздор приведет меня к столкновению с другими державами. Продолжай.

– Я хотел бы обратить внимание вашего величества на один благоприятный случай, – продолжал Гуссейн, – но не знаю, смею ли я в настоящую минуту говорить обо всем?

– Говори обо всем.

– Даже и о престолонаследии?

– Даже и об этом. Гассан-бей пользуется моим полнейшим доверием, и Сади-паша также знает мои намерения. Махмуд-паша не будет скрывать их от него.

– Я хотел, не теряя времени, указать вашему величеству, что теперь настала удобная минута ввести новый закон о престолонаследии, – сказал Гуссейн-Авни-паша. – Шейх-уль-ислам молчит, но исполнит желание вашего величества. Может быть, это удастся и без него, принудив его затем дать свое согласие.

– Что ты говоришь? – перебил Абдул-Азис визиря. – Ведь это насилие!

– Государственный переворот, ваше величество, не редкость в истории разных государств, это быстрый и энергичный шаг к достижению желания вашего величества, смелый удар, насильственная отмена обременительных и устаревших законов.

Сади недоверчиво глядел на человека, высказавшего такое предложение. Ему казалось, будто возле султана шипела змея, словно это были слова Иуды, хотевшего предать своего господина и благодетеля. Преследуя добрые, честные намерения, Гуссейн никогда не мог бы посоветовать султану подобной насильственной мерой поссориться с духовенством и этим дать грозное оружие в руки врагов.

– Ваше величество имеет в своем распоряжении меня и войско, – льстиво продолжил визирь, чтобы успокоить султана. – Теперь самая благоприятная минута. Всеобщее внимание устремлено на вассальные княжества, и войско внезапно выдвинулось на сцену. Войска вашего величества в образцовом порядке и душой и телом преданы своему повелителю, уж за это я ручаюсь.