До того как - Анна Тодд Страница 4

– Ты здесь поосторожней, девочка, – предупреждает она скрипучим голосом.

– Я всегда осторожна, – отвечаю и машу ей рукой.

Покачав головой, женщина глубоко затягивается. Кончик сигареты, зардевшись, потрескивает. Табачный дым наполнят прохладный воздух. Наконец женщина бросает окурок и с силой затаптывает его.

Иду себе дальше. Становится холоднее. Мимо проезжает еще машина, и я прижимаюсь к стене. Машина черная… приглядываюсь и понимаю, что это та черная блестящая тачка. По спине пробегают мурашки, а машина сбавляет ход. Под колесами хрустит мусор.

Ускоряю шаг и отхожу за мусорный бак, чтобы хоть как-то отгородиться от преследователя. Ноги сами собой несут меня дальше.

Не понимаю, с чего я такая мнительная сегодня. Я ведь каждые выходные мотаюсь в город на прогулки. Надеваю жуткое мешкообразное платье, целу́ю папу в щеку и прошу денег на проезд. Он хмурится и напоминает, что жизнь коротка и надо к чему-то стремиться. Если бы в жизни все было просто, я бы не переодевалась по-быстрому, когда приезжаю в город, не прятала платье в сумочку и доставала снова на обратном пути.

Стремиться к чему-то. Как будто это так просто.

– Молли, – талдычит папа, – тебе семнадцать. Пора вернуться к реальной жизни, иначе упустишь лучшие годы жизни.

Если это – лучшие годы, то жить дальше смысла не вижу.

Слушаю папу и киваю ему, улыбаясь, а мысленно желаю, чтобы он наконец перестал сравнивать мою потерю со своей. Наша мама хотела уйти.

Сегодняшняя ночь какая-то особенная. Наверное, потому, что тот же самый мужик пристает ко мне второй раз за последние двадцать минут.

Срываюсь на бег, позволяя страху унести меня по разбитой дороге к оживленной улице. Незаметно для себя вылетаю на проезжую часть, и мне сигналит такси. Спешу отскочить на тротуар, отдышаться.

Надо домой. Быстро. В груди горит; я, задыхаясь, жадно втягиваю холодный воздух. Озираюсь по сторонам.

– Молли? – раздается позади меня женский голос. – Молли Сэмюелс, это ты?

Оборачиваюсь и вижу ту, с кем точно сейчас не хотела бы встретиться. С трудом подавляю желание броситься прочь. Женщина идет ко мне, неся в каждой руке по бумажному пакету из продуктового магазина.

– Что ты здесь делаешь, да еще так поздно? – спрашивает миссис Гаррет. На щеку ей падает выбившаяся прядка волос.

– Так, гуляю, – говорю я, одновременно пытаясь оттянуть подол платья пониже.

– Одна?

– Вы тоже одна, – замечаю, отнюдь не оправдываясь.

Вздохнув, она берет оба пакета в одну руку.

– Идем, садись ко мне в машину, – говорит миссис Гаррет и направляется к припаркованному на углу коричневому фургону.

Нажав кнопку на брелоке, открывает замок. Я нерешительно опускаюсь на пассажирское место. Уж лучше сесть к миссис Гаррет, которая отнесется ко мне с осуждением, чем к тому типу в черной машине, который не принимает отказов.

Моя сегодняшняя спасительница садится на место водителя. Некоторое время смотрит прямо перед собой и лишь затем произносит:

– Нельзя всю жизнь этим заниматься. – Голос ее звучит твердо, зато руки дрожат.

– Я не…

– Не надо делать вид, будто ничего не произошло. – Она явно не настроена вести милую светскую беседу. – Ты прежде так ни разу не одевалась. Отец не одобрил бы. Ты же блондинка, а выкрасила волосы в розовый. Разгуливаешь тут ночью, совсем одна. Знаешь, я ведь не первая тебя заметила. Джон, с которым мы ходим в одну церковь, тоже тебя видел на днях. Всем потом рассказал.

– Я…

Взмахом руки она велит мне молчать.

– Я еще не закончила. Твой отец говорит, что ты теперь в штат Огайо мотаешься. И это после стольких лет, что вы были с Кертисом… Вы же хотели быть вместе.

Как ножом по сердцу. Миссис Гаррет пробивает прочную скорлупу, в которой я так уютно устроилась. Ломает защиту из плотной пустоты. Перед мысленным взором встает лицо ее сына, в ушах звучит его голос.

– Хватит, – сквозь боль говорю я.

– Нет, Молли.

Миссис Гаррет взволнована. В ней словно запечатаны бутылки с бурлящими чувствами, которые за последние полгода как только ни трясло, и вот они готовы взорваться.

– Это был мой сын, – говорит она, – так что не надо делать вид, будто тебе больнее, чем мне. Я потеряла ребенка – единственного ребенка, – а сейчас смотрю на тебя, милая Молли, и вижу, как ты пропадаешь… Ты росла у меня на глазах, и я больше не буду молчать. Ты просто обязана поступить в колледж и убраться к чертям из этого города, как вы с Кертисом и планировали. Жить дальше. Мы все должны жить дальше, и уж если получится у меня – как бы трудно это ни было, – то и тебе удастся.

Наконец она умолкает. Чувство, будто внутренности мне завязали узлом. Миссис Гаррет всегда была тихоней, говорил в основном ее муж; теперь ее прорвало. Ее голос обрел необычайную твердость, решительность. У меня и самой сердце кровью обливается при мысли, во что я превратила собственную жизнь.

Но ведь за рулем тогда была я.

Мне оставался день до получения прав, и я согласилась сесть за руль пикапа Кертиса. Мы были так возбуждены, а Кертис улыбался так убедительно… Я любила его всеми фибрами души, и когда он погиб, меня словно разорвало на лоскуты. В Кертисе я находила покой, уверенность, что я не кончу, как моя мать. Она родилась не для того, чтобы просто стать женой, заложницей большого дома в престижном районе. Дни напролет она занималась живописью, танцевала и пела, обещая, что однажды мы с ней уберемся из нашего серого городишки.

– Я сумею убедить твоего папу, – говорила она. – Мы здесь не умрем.

Правда, сдержала она обещание лишь наполовину – ушла два года назад, на рассвете. Не могла, наверное, и дальше справляться со стыдом от того, что она всего лишь мать и супруга. Мало какая женщина стыдится такого, но моя мама – случай особый. Она хотела внимания, известности. Не добившись славы, она винила меня, хотя не желала в том признаваться. Стыдилась меня, постоянно напоминая, что я сделала с ее телом. Мать часто рассказывала, каким ее тело было до родов. Как будто я сама решила появиться из ее утробы.

Хоть я и мешала ее мечте осуществиться, мать обещала мне мир. Рассказывала о больших и ярких городах и огромных билбордах, на которых, как она думала, должны быть ее изображения.

Как-то ранним утром, после очередных рассказов о мире накануне вечером, я увидела через толстые металлические балясины на лестнице, как мама катит чемодан к двери по устланному ковром фойе. Она накрасилась и уложилась феном. Наверное, вылила себе на голову половину баллончика с лаком. Переступив порог, она обернулась посмотреть последний раз на красиво обставленную гостиную. Закрыла за собой дверь и, наверное, с облегчением прислонилась к ней по ту сторону, улыбаясь так, словно получила путевку в рай.