Верю, надеюсь, люблю... - Дарси Блейк Страница 4

— Ну, так я женщина, и я здесь, — возразила Лу. Ее голос оставался твердым, хотя внутри у нее все дрожало, как фруктовое желе — и не из-за несъеденного завтрака.

Она подняла глаза и встретила холодный взгляд своего противника Лу не могла знать, что в этот момент, когда она смотрела на него снизу вверх с невольной мольбой в фиалковых глазах, под которыми легли усталые тени, она показалась этому суровому мужчине не старше шестнадцати лет. Да, хрупкая, невинная шестнадцатилетняя девочка, решил он, набивая табак в почерневшую трубку смуглым указательным пальцем, и сжал ее в зубах, не зажигая.

— Мисс Стейси, вам придется уехать. Вы не можете здесь оставаться, я не возьму вас в Ридли Хиллз.

Право, он был невозможен! Сначала дал объявление, что надо ехать немедленно, а теперь пытается отправить ее обратно. Терпение Лу кончилось. С отвагой, рожденной отчаянием и почти пустым кошельком, она отрезала:

— Мистер Брайент, я не позволю так от меня отмахнуться. Вы дали объявление, я на него ответила, и ваши адвокаты сочли, что я подхожу, хоть вы, очевидно, так не думаете. Если вы сейчас меня не примете, это будет нарушением контракта, а поскольку я со своей стороны твердо намерена соблюдать его, то дальнейший спор совершенно бессмыслен. Я настаиваю на том, чтобы сейчас же ехать в Ридли Хиллз.

Результатом этой атаки явилось долгое задумчивое молчание. Стив Брайент зажег несколько спичек, настойчиво раскуривая трубку, пока голубое облачко не сказало ему, что это удалось. Наконец он резко сказал:

— Хорошо, мисс Стейси, раз вы решились, можете ехать. — И добавил почти про себя, поднимая ее чемодан и поворачиваясь, чтобы идти:

— Видит Бог, нам-таки нужна была женщина.

Господи, подумала Лу, которой пришлось почти бежать, чтобы поспевать за длинными шагами своего нового нанимателя, он говорит так, будто оправдывается в том, что берет меня — а должно было бы быть совсем наоборот. Худшего начала и придумать нельзя. Бедная мисс Брайент, неудивительно, что она нуждается в обществе хотя бы временной женщины, поката, другая, в отъезде. Надо объединить силы не одного десятка женщин, чтобы справиться с этим деспотом, этим грубияном, этим варваром! Да ведь он ни одного вежливого слова не сказал с самой их встречи, даже не спросил, как она доехала, нравится ли ей здесь, не проголодалась ли она.

Как будто прочитав ее мысли, он остановился, положив руку на дверцу машины, и прорычал:

— Когда вы в последний раз ели?

— Вчера вечером, в Сиднее. Вообще-то я в поезде съела яблоко, и у меня с собой есть бутерброды. — Она порылась в сумке и достала сверток с бутербродами, которые не смогла впихнуть в себя в поезде.

Он посмотрел на ее сверток с отвращением.

— Садитесь. — Шины заскрипели в замерзших колдобинах, и он легко развернул огромную машину…

Ее волчий аппетит куда-то испарился под орлиным взором мистера Стивена Брайента из Ридли Хиллз. Однако она заставила себя проглотить все до последнего кусочка и допить до конца горький, крепкий до черноты чай. Они находились в какой-то странной помеси почтового отделения и магазинчика, и седеющая женщина, приготовившая ей завтрак по повелению этого грубого мужлана, обращалась к нему с уважением и услужливостью.

У аккуратного белого штакетника были заправочные колонки и борющийся за выживание сад, где каждый розовый куст чопорно сидел в центре побеленной автомобильной шины. По одну сторону находилась рощица эвкалиптов, а по другую — посадка апельсиновых деревьев. Чувствуя явную подавленность, она отодвинулась от стола, расправила плечи…

— Я готова, — робко сказала Луиза.

В дороге они почти не разговаривали. Лу была ошеломлена масштабами все время изменяющегося ландшафта, а водитель управлял мощной машиной с плавным ходом почти лениво, погрузившись в какие-то свои мрачные мысли. Теперь их окружала первобытная гористая местность, и только изредка попадавшиеся посадки люцерны в долинах дарили долгожданное разнообразие после монотонности блекло-зеленых эвкалиптов и самшитов на вздымающихся вверх уступах и жесткой коричневой травы в пустынных оврагах.

Иногда дорога, извивавшаяся вокруг пугающих обрывов, становилась такой узкой, что Лу казалось, что колеса соскользнут с каменистого края. Когда она заглядывала вниз, на склон, усеянный обломками сланца, ей хотелось в страхе зажмуриться. Она чувствовала себя спокойнее, переводя взгляд на сильные руки, сжимающие руль, — смуглые твердые руки с темными волосами на тыльной стороне кистей, как раз такие, какие и должны быть у грубого деревенского жителя. Руки Джеймса были совсем не такими — они были почти пухлыми и гладкими, африканский загар быстро исчез на бледном солнце Англии. А руки Дика, они держали ее руки нежно, успокоительно, обещали так много, а верили ей так мало.

А к чему любовь без доверия, думала Лу. Больше того, может ли существовать любовь без доверия? И вообще, что приходит сначала — доверие или любовь? Она, наверное, не узнает ответа, потому что больше уже не сможет полюбить — никогда! Вся любовь исчезла из ее сердца в тот момент, когда Дик сказал: «Не думаю, чтобы был смысл обсуждать наше будущее», и оставил ее одну в конторе Кларка, Кроссинга и Пула. Ее сердце превратилось в пустыню — иссохшую, безжизненную — в нем погибли все чувства, и оно больше не любило, не верило и даже билось не так, как прежде.

Смутно она услышала голос Брайента — неожиданно добрый, участливый:

— Вы совсем выдохлись, мисс Стейси. Поспите немного.

Длинная рука протянулась к заднему сиденью, под голову ей положили подушку, а ноги укутали пледом — это были последние действия, которые заметила Лу, а потом она провалилась в забытье. До тех пор, пока не услышала слова «ворота, мисс Стейси.

Лу открыла глаза, и сильный запах табака ударил ей в ноздри. Машина стояла, и водитель хладнокровно раскуривал свеженабитую трубку, а дорогу им преграждали ворота в железной раме, затянутые сверху донизу металлической сеткой и запертые ржавой задвижкой. С обеих сторон стояла изгородь, уходившая вдаль.

— Ворота, мисс Стейси! — сказал он. Потом, поскольку она все еще не до конца проснулась, просветил ее:

— В буше такое правило: пассажир открывает ворота, так что, если вы собираетесь здесь жить, пусть недолго, вам следует привыкать к обычаям местных обитателей.

— Ох! — сказала Лу, поспешно выбираясь из машины и начиная сражение с задвижкой. Она надеялась, что ее «ох!» выразило все ее женское негодование, все колкие ответы, которые пришли ей в голову при столь явном проявлении неджентльментства.

Там, откуда она приехала, к женщинам относились почтительно, с уважением. Мужчины бросались открывать перед ними двери, проходили вперед, чтобы они не споткнулись, нежно помогали вылезти из такси и плечами удерживали двери поезда метро, если они угрожали захлопнуться на хорошеньком пальто. Они никогда не сидели бы, как этот человек, благодушно покуривая почерневшую вонючую трубку и глядя, как женщина в одиночку сражается с ржавыми воротами.