Музыкант и модель - Полина Поплавская Страница 4

– Подумаешь! – отвечала Соледад, дерзко вздернув кудрявую голову. – Я все буду делать сама. Я ничего не боюсь. А к вам я приеду на каникулы.

– Ты можешь учиться и здесь, в Валенсии. Мы пригласим к тебе самую лучшую учительницу…

– Но, мама! – в слезах кричала девочка. – Разве ты не знаешь, что настоящий фламенко только в Андалусии?! А если вы меня не отпустите, то я… я… я разгромлю весь дом!

Столкнувшись с таким упрямством маленькой Соледад, Габриэла просто растерялась. Девочка и не думала отступать: она поедет в Андалусию, и баста! В шестилетней малышке уже проявлялся характер будущей Ла Валенсианы: [1]она не признавала полутонов. Либо да, либо нет. Либо дружба, либо вражда.

«Бедная девочка, как она будет жить с таким характером? Ведь хлебнет горя», – сокрушалась Габриэла. Но Соледад не слушала увещеваний матери и была вполне довольна собой.

Импульсивная, дерзкая, безрассудно смелая, она верховодила своими младшими братьями и всеми мальчишками на улице, с которыми дружила. С остальными Соледад регулярно дралась. С девочками она почти не общалась. «Вечно они ноют и завидуют», – жаловалась она матери. В ней самой зависть и злоба отсутствовали совершенно.

Мигель и Роберто – младшие братья Соледад – никогда не доставляли родителям столько хлопот. Габриэла надеялась, что если не поддерживать разговоры по поводу отъезда, то все пройдет само собой. Но она еще не знала своей дочери. Скандал не утихал несколько недель. Сдаваться Соледад не желала. Но ее родители совершенно не собирались уезжать из Валенсии и, естественно, не могли отправить малышку, которой еще не исполнилось даже семи лет, одну в незнакомый город. И наконец Густаво Эставес не выдержал. В один прекрасный вечер, не успела семья приступить к ужину, как Соледад в очередной раз завела разговор о своем отъезде. И тогда его терпение лопнуло.

– Довольно! – рявкнул он, вскочив со стула и стукнув кулаком по столу так, что тарелки подпрыгнули, а стаканы задребезжали. – Довольно, я не желаю больше слушать эти глупости!

Вся семья, включая двухлетнего малыша Роберто, с изумлением воззрилась на обычно уравновешенного отца семейства.

– Выбирай, – суровым голосом продолжал он, – или ты немедленно выкидываешь этот бред из своей глупой головы, или я завтра же отправляю тебя в закрытую школу при монастыре. Там тебя быстро научат послушанию!

Изумлению Соледад не было границ. Ее отец еще никогда с ней так не разговаривал! Она слегка испугалась, и ее темные глаза стали еще темнее. Но она тут же опустила их и тоненьким голоском пай-девочки проговорила:

– Хорошо, папа. Я буду учиться танцевать здесь.

– Давно бы так. – Густаво почувствовал, что его гнев иссякает, и ему сразу стало жалко свою любимицу, которая так и сидела с опущенными глазами над нетронутой тарелкой. – А вот когда подрастешь и покажешь, на что ты способна, может быть, ты и поедешь в Андалусию.

– Да, папа. Я согласна. Можно мне выйти из-за стола?

Отец, все еще стараясь сердито хмурить брови, кивнул, и Соледад убежала в детскую. За ней потянулись и братья.

В столовой повисла тишина. Густаво посмотрел на жену. Уголки ее губ подрагивали, а в глазах прыгали смешинки.

– Нет, какова, а? «Я согласна»! – Густаво действительно был поражен поведением дочери. – Кровь Христова, подумать только! Девчонке всего шесть лет, а она искренне считает, что мне требуется ее согласие!

Габриэла засмеялась:

– Но зато как ты был хорош в роли сурового отца! Я чуть было не поверила, что ты такой на самом деле…

– А я и есть такой. – И Густаво скорчил зверскую гримасу. – Просто ты действуешь на меня благотворно, моя красавица. Иди сюда…

Соледад подрастала. Она уже училась в школе. Она перестала драться с соседскими мальчишками – ей было некогда. Все остававшееся от школьных занятий время и все мысли девочки были отданы танцу, и с ним одним были связаны ее мечты.

Танец имеет свои законы, и чтобы непослушное поначалу тело научилось подчиняться им, необходима постоянная тренировка. Тренировка, не допускающая ни лени, ни поблажек самому себе. Только так достигаются отточенная четкость и сила движений, их завораживающая гибкость и легкость.

Маленькая Соледад уже знала, как труден выбранный ею путь, но никогда, даже в самые тяжелые минуты, когда ноги от усталости отказывались слушаться, а перед глазами плыли темные круги, не сомневалась в правильности своего выбора. Ее наставница Росарио Павон, учившаяся еще у легендарной Кармен Амайи, была очень требовательна к удивительно способной и трудолюбивой девочке. Соледад с самого начала понравилась ей, когда, приведенная Габриэлой в зал с огромными зеркалами, ничего и никого не стесняясь, повторила несколько однажды увиденных ею движений под хлопки холеных рук Росарио – и замерла, гордо вскинув маленькую головку и закусив нижнюю губу. Девочка отлично чувствовала ритм, и в ней был темперамент. А это означало – никаких послаблений, работа, работа, работа… Иногда, вернувшись вечером домой, Соледад падала на кровать и тут же засыпала. Габриэла сокрушенно качала головой, раздевая спящую дочь, но понимала, что изменить ничего нельзя.

А годам к двенадцати уже не только сама Соледад, но и никто из окружающих не сомневался в правильности выбранного ею пути. «У девочки талант. Думаю, ее ждет настоящая слава», – сказала сеньора Павон зардевшейся от гордости за дочь Габриэле.

Надо отдать должное Соледад: признание способностей ничуть не остудило ее пыл. Прошло еще два года, и Росарио Павон поняла: девочке уже не хватает того, что она может получить от нее. Рассказав о талантливой ученице своим коллегам в Малаге, Росарио начала готовить ее отъезд. И теперь, когда о поездке в Андалусию заговорила уже не Соледад, а сама сеньора Павон, Густаво и Габриэла противиться не стали, тем более что в свои четырнадцать лет Соледад была вполне самостоятельным человеком.

Она унаследовала красоту матери: у обеих были черные гривы одинаково непослушных вьющихся волос, тонкие черты лица и огромные темные глаза – золотисто-карие у Габриэлы и почти черные у Соледад. Соледад была немного выше матери. Когда девушка шла по улице – тоненькая, серьезная, с гордо поднятой головой, – то казалось, что она двигается под какую-то слышную лишь ей одной музыку. Ее грация зачаровывала, и многие оборачивались ей вслед. Впрочем, тогда это ее не интересовало. Ее вообще не интересовали обычные люди. Только такие же, как она сама, – увлеченные, одержимые творчеством… Разве можно жить по-другому, просто изо дня в день ходить в школу, потом на работу, готовить еду, покупать вещи, встречаться с друзьями?.. И это все?! Предложи ей кто-нибудь такое – она сочла бы это самым страшным наказанием…

Соледад прожила в Малаге год, с удовольствием забросив учебу в школе и занимаясь только танцем. На каникулы она вернулась в Валенсию, но тут же начала собираться в Мадрид, куда ее уже приглашали работать.