Скандал - Анна Годберзен Страница 4

– Конечно, мистер Коддингтон.

Пока потная рука тянула ее через толпу разодетых в роскошные костюмы танцоров, она оглянулась, чтобы обнадеживающе улыбнуться матери. По крайней мере, ей удалось угодить миссис Холланд.

Но тут она увидела, как мать приветствует двоих мужчин. Сначала Элизабет узнала стройную фигуру Стэнли Бреннана, бывшего бухгалтера своего отца, а затем – внушительного Вильяма Сакхауза-Шунмейкера, главу старого клана Шунмейкеров, сколотившего свое второе состояние на железных дорогах. Его единственного сына Генри весной отчислили из Гарварда, и с тех пор дочери лучших семей Нью-Йорка говорили только о нем. По крайней мере, письма, которые Элизабет в Париже получала от Агнесс, пестрели его именем и описанием того, как все девушки сходили с ума по этому беспечному повесе. В основном его имя упоминалось в связи со всевозможными скандалами и выходками. Элизабет несколько раз видела его, но при этом не могла сказать об этом парне ничего определенного, кроме того что он статен, широкоплеч и чертовски привлекателен. У Генри была младшая сестра, Пруди, на год или два младше Дианы. Но она носила только черное и редко появлялась в обществе, поскольку терпеть не могла шумные сборища.

Партнер Элизабет, должно быть, почувствовал, что в мыслях она витает где-то далеко от него, и попытался привлечь ее внимание:

– Может быть, вы хотели остаться с другими леди в гостиной, – произнес Персиваль с горечью в голосе.

Элизабет всеми силами пыталась не наступить на ноги неуклюжему партнеру.

– Нет, мистер Коддингтон, я просто немного устала, – сказала она.

И это отчасти было правдой. Корабль пришел позже на целых три дня, и ей удалось провести дома меньше суток. Так и не отдохнув толком после долгой дороги, она отправилась на бал. Мать в письме настояла, чтобы Элизабет не брала с собой в дорогу свою служанку-француженку, так что девушке пришлось самостоятельно возиться с прической и заботиться об одежде на протяжении всего путешествия. Утром к ней заехала Пенелопа, чтобы научить ее новому танцу и сообщить, что была бы в ярости, если бы корабль задержался еще хоть чуть-чуть и если бы лучшая подруга пропустила один из самых важных вечеров в ее жизни. Затем она рассказала о новом тайном поклоннике, личность которого обещала раскрыть Элизабет, когда они хоть на мгновение останутся наедине. Просто в тот час перед балом вокруг болталось слишком много слуг, и не стоило называть имен. Казалось, Пенелопа стала еще больше заботиться о своей внешности. Элизабет решила, что причина тому – таинственный юноша. Но был и еще один момент: сегодняшнее мероприятие должно было продемонстрировать новый дом семьи Хейзов во всем великолепии и потрясти воображение всех присутствующих. Поэтому Пенелопа из кожи вон лезла, чтобы выглядеть неотразимо.

Впрочем, по-настоящему Элизабет сейчас огорчало лишь одно – странное поведение матери.

Кадриль, обед и вежливая беседа с тетушками и дядюшками, неизбежный повтор рассказа о ее затянувшемся путешествии через Атлантику. И вот, когда Элизабет, наконец-то, присела с бокалом шампанского, чтобы мило побеседовать с подругами и обсудить модные новинки, пришлось возвращаться в гущу событий. Да еще и ради того, чтобы из всех присутствующих кавалеров потанцевать именно с этим противным Персивалем Коддингтоном. Разумеется, Элизабет умело скрывала свою досаду, и на губах ее продолжала играть улыбка. Что поделать? Она привыкла улыбаться.

– Ну и о чем же вы, интересно, думаете? – Персиваль нахмурился и опустил руку чуть ниже спины девушки.

Элизабет поймала себя на мысли, что вряд ли есть еще кто-то, кому она доверяла бы меньше, чем этому парню, который вел ее в танце по залу, полному подвыпивших людей.

– Гмм… – Элизабет заметила, что в гостиной ей тоже не очень-то уютно. Честно говоря, она не без облегчения покинула Агнесс, столь верную подругу, потому что платье последней, украшенное кожаной бахромой, плохо сидело и слишком туго обтягивало. Элизабет не могла подавить жалость, разговаривая с ней. Агнесс казалась ей теперь нелепым и неловким пережитком детства, особенно в сравнении с ее новыми парижскими друзьями.

Она вновь попыталась сосредоточиться на подвижном уродливом лице Персиваля и не сбиться с такта. Раз, два, три. Раз, два, три. Она думала об этом вечере – одном из сотен безликих балов, всех этих часах пустой бессмысленной болтовни, заботливо принимаемых комплиментов, всего этого напускного внимания к внешности и одежде… Вспомнила, как она проводила время в Париже, купаясь в роскоши и восхищенных взглядах. Как она жила, что на самом деле делала, все эти месяцы и годы? Что он – юноша, которого она с таким трудом пыталась забыть, в самом деле веря, что уже забыла, – делал во время ее отсутствия? Интересно, помнит ли он ее? Она сожалела, что отпустила его, и знала, что не переживет разлуку.

Внезапно все вокруг стало пронзительно белым – танцевальную залу заполнил яркий, ослепительный свет. Воцарилось безмолвие. Элизабет закрыла глаза и почувствовала тяжелое дыхание Персиваля Коддингтона. Его губы почти касались ее уха. «С вами все в порядке?» – настойчиво повторил он. Девушка вдруг почувствовала, что корсет, который ее служанка Лина сшила всего за пару часов до бала, стал вдруг ужасно тесным и неудобным. Ей показалось, что она задыхается. Элизабет вдруг отчетливо осознала, что вся ее жизнь похожа на жуткую стальную ловушку. И эта ловушка держала ее все крепче и крепче…

А затем все прошло. Страх отступил, приступ паники закончился так же внезапно, как и начался. Элизабет открыла глаза. В голове прояснилось, дыхание стало ровным. Звуки музыки, смех и веселые голоса вновь окружили ее со всех сторон. Она взглянула па высокий купол над ними и убедилась, что тот не рухнул.

– Да, мистер Коддингтон, благодарю, – откликнулась она наконец. – Извините. Не знаю, что на меня нашло…