Фараон и наложница - Нагиб Махфуз Страница 4

— Каждый вечер в ее дворце принимают избранных политиков, мудрецов и художников. Стоит ли удивляться, что мудрость, как известно почти всем, ей ближе, чем большинству остальных, и она хорошо разбирается в политике и тонко понимает искусство?

— Сколько ей лет? — поинтересовался кто-то.

— Сказывают, около тридцати.

— Ей не дашь больше двадцати пяти.

— Пусть ей будет столько лет, сколько она сама себе пожелает. Ее красота созрела и неотразима. Видно, ей не суждено увянуть.

— Где она выросла? — еще раз поинтересовался вопрошавший. — И откуда она родом?

— Только боги ведают об этом. Мне кажется, что она все время живет в своем белом дворце на острове Бига.

* * *

Вдруг сквозь толпу протиснулась женщина странной внешности. Ее спина была изогнута, будто лук, она опиралась на толстую палку. Седые волосы спутались и растрепались, изо рта торчали длинные желтые клыки, и нос напоминал клюв коршуна. Глаза под седеющими бровями глядели сурово и излучали зловещий огонь. На ней был длинный падающий свободными складками балахон, подпоясанный льняной веревкой.

— Это Даам, — воскликнули те, кто заметил ее, — Даам — колдунья!

Женщина не обращала внимания на них, костлявые ноги несли ее дальше. Старуха предлагала всем желающим заглянуть в незримый мир и узнать будущее. Она продавала свои неземные способности в обмен на кусок серебра, а те, кто собирался вокруг нее, либо испытывали страх, либо насмехались над ней. На пути женщины оказался молодой человек, и та вызвалась предсказать ему будущее. Юноша согласился, ибо, по правде говоря, был навеселе и покачивался, едва держась на ногах. Он вложил женщине в руку кусок серебра и уставился на нее осоловевшими глазами.

— Сколько тебе лет, парень? — спросила она хриплым голосом.

— Двенадцать чарок, — ответил тот, сам не понимая, что говорит.

Толпа разразилась хохотом, но женщина пришла в негодование, выбросила кусок серебра, полученный от юноши, и продолжила путь. Вдруг пред ней возник еще один молодой человек.

— Женщина, что меня ожидает в будущем? — ухмыляясь, грубо спросил тот.

Старуха на мгновение уставилась на него, охваченная злобой и гневом, затем ответила:

— Радуйся! Жена изменит тебе в третий раз.

Люди рассмеялись и стали рукоплескать колдунье, а молодой человек смутился и ретировался, ибо пущенная им стрела изменила направление и пронзила его грудь. Старуха шла дальше, пока не достигла паланкина куртизанки, и, желая испытать ту на щедрость, остановилась перед ним, хитро улыбнулась и обратилась к женщине, сидевшей внутри него:

— Сударыня, мне предсказать твою судьбу, которую так тщательно оберегают?

Похоже, куртизанка не услышала голоса колдуньи.

— Моя сударыня! — крикнула старуха. Радопис повернулась к ней, было заметно, что она смутилась, затем быстро отвернулась, ибо в ней проснулся гнев.

— Поверь мне, — сказала ей старуха, — среди шумной толпы никто, кроме тебя, не возлагает на этот день столько надежд. — Тут к старухе приблизился один из рабов и встал между ней и паланкином. Этот случай, несмотря на свою незначительность, привлек бы интерес тех, кто оказался поблизости, если бы воздух не сотряс пронзительный звук. Это солдаты, выстроившись вдоль дороги, поднесли свои трубы к устам и огласили все кругом продолжительным сигналом, давая понять, что окружение фараона двинулось в путь и сам фараон скоро отправится из дворца к храму Нила. Все тут же забыли о том, что их занимало до сих пор, уставились на дорогу, вытянув шеи и обратившись в слух.

Время тянулось долго, вдруг появился передний отряд войска, шагавшего в строю под звуки военной музыки. Впереди под знаменем с изображением коршуна маршировал гарнизон Билака, блистая разнообразием военного обмундирования. Солдат встретила волна бурных аплодисментов.

Толпа смолкла, когда появилась пехота с копьями и щитами в сопровождении музыки, пронизанной духом бога Хора, а их знамя украшал образ самого бога. Копья с геометрической точностью устремились к небу, образуя в воздухе параллельные линии на всю ширину и длину рядов солдат.

Дальше следовало огромное войско лучников, неся луки и колчаны со стрелами позади знамени, на котором красовался царский жезл. Оно долго шествовало мимо толпы.

Затем вдали послышалось ржание лошадей, рядами по десять с грохотом и звоном приближались колесницы. Они ехали столь четким строем, что казалось, будто их нарисовали пером. Каждую колесницу тянули два великолепных боевых коня, в ней находились возничий, вооруженный мечом и метательным копьем, и лучник в латах, держа лук в одной руке и колчан — в другой. Завидев их, зрители вспомнили завоевание Нубии и горы Синай. Они мысленно представили, как это войско тучей несется по равнинам и, словно грифы с неба, устремляется в долины, сея смерть в рядах врага, который в ужасе рассыпается перед ним.

Затем показался величественный кортеж фараона во главе с царской колесницей, за ней полумесяцем следовали по пять колесниц с принцами, министрами и главными жрецами, тридцатью судьями областей, командирами войска и губернаторами провинций. Наконец появился Таху во главе царской стражи, замыкавшей шествие.

Высокий фараон с торжественным выражением лица стоял прямо в своей колеснице и напоминал гранитную статую, его взгляд решительно устремился к далекому горизонту. Он не обращал внимания ни на огромную толпу людей, ни на крики, исходившие из глубин их сердец.

Его голову венчала двойная корона Египта, в одной руке он крепко держал плеть, а в другой — скипетр. По случаю религиозного праздника фараон надел мантию из шкуры леопарда поверх царских одежд.

Сердца присутствовавших людей переполнились радостью и волнением, к небу возносился такой шум, что птицы в страхе разлетелись во все стороны. Радопис, захваченная пылом толпы, неожиданно ощутила прилив жизненных сил, ее лицо озарилось лучезарным светом, когда она захлопала в нежные ладони.

Вдруг шум толпы прорезал нетерпеливый голос:

— Да здравствует Богоподобный Хнумхотеп!

Десятки других голосов эхом вторили этому возгласу, что породило огромную тревогу и оцепенение. Люди стали оглядываться, чтобы выяснить, кто посмел выкрикнуть имя первого министра в пределах слышимости фараона и кто поддержал столь дерзкий и немыслимый вызов.

Этот выкрик не оставил заметного следа, он никак не повлиял на окружение фараона, и процессия шествовала дальше, пока в конце концов не достигла храмовой горы. Все колесницы немедленно остановились, и два принца с подушкой, набитой страусовыми перьями и украшенной покрывалом из золотых кружев, приблизились к колеснице фараона. Фараон ступил на нее и протрубил в рог. Солдаты отдали честь, и музыканты царской стражи начали играть гимн священного Нила, пока фараон торжественно поднимался по ступеням, ведущим на вершину горы. За ним следовали самые могущественные люди царства: генералы, министры и губернаторы, а перед входом в величественный храм ждали жрецы, лежа ниц перед ним. Когда Софхатеп, распорядитель царского двора, объявил о прибытии фараона, главный жрец храма встал, поклонился и, прикрыв глаза руками, заговорил тихим голосом: