До конца времен - Даниэла Стил Страница 4

Да, жизнь в Нью-Йорке оказалась гораздо труднее, чем ожидала Элен, к тому же ей только исполнилось девятнадцать. Она уже готова была сдаться и даже начала копить деньги на обратный билет, когда началась война, и мать в коротком письме велела ей оставаться в Америке. Как ни трудно приходилось Элен в Штатах, жизнь в оккупированной фашистами Франции была намного тяжелее и опаснее, поэтому она проработала в пошивочной мастерской еще три года. Наконец в 1942 году, на вечеринке ОСОДО [2], куда ее пригласила подруга, Элен познакомилась с молодым американском солдатом, который только что окончил ускоренный курс подготовки и ожидал отправки на европейский театр боевых действий.

Молодые люди полюбили друг друга с первого взгляда. Время было военное, поэтому поженились они всего неделю спустя, а еще через десять дней муж Элен отправился на фронт в Европу, и супруги расстались до самого возвращения солдат из Старого Света. Надо сказать, что после свадьбы жизнь Элен не стала легче. Хотя она и получала за мужа-солдата какое-то пособие, но не жаловалась – ведь у нее была Дженни, маленькая Дженни, которая родилась в 1943 году на кухонном столе в крошечной квартирке в том же Нижнем Ист-Сайде.

Джек Арден вернулся с войны только в сорок пятом и сразу увез жену и дочь в Пенсильванию, откуда был родом. В письмах с фронта он несколько раз предлагал Элен перебраться к его матери, но она боялась оказаться среди совершенно чужих людей и поэтому решила дождаться мужа в Нью-Йорке, где у нее было несколько подруг.

Как ни тяжела была ее жизнь после приезда в Америку, Элен не ожидала того, с чем столкнулась в родном для Джека Питстоуне. Это был даже не город, а старый шахтерский поселок, затерянный в пенсильванской глуши. Все его жители на протяжении поколений работали под землей, добывая уголь, и родные Джека Ардена не были исключением. Он, правда, несколько раз все ей рассказывал, но Элен просто не представляла себе, что это означает – ведь она выросла в Париже, в семье, которая не только могла похвастаться достаточно высоким доходом, но и постоянно соприкасалась с миром, где царили законы красоты и гармонии. Мать Элен работала ведущей закройщицей у легендарной Шанель и, хотя формально она принадлежала к рабочему классу, занималась самым настоящим искусством. В прославленный на весь мир модный дом принимали далеко не каждого – мать Элен двенадцать лет проходила в ученицах, прежде чем ей доверили первую самостоятельную работу. К счастью, ее отличали трудолюбие и талант, поэтому она довольно скоро стала настоящим мастером своего дела. Что касается отца, то он и вовсе окончил отделение изящных искусств Парижского университета и работал экспертом-реставратором в знаменитом Лувре.

Джек оказался совсем другим. Нет, он был нежным, любящим мужем и отцом и обращался с женой и дочерью как с величайшей драгоценностью, однако за его слишком тяжелую и опасную работу платили мало. В Питстоуне семья часто голодала, хотя Джек буквально сутками не вылезал из шахты, где он работал вместе с четырьмя родными братьями и многочисленными кузенами. Отец Джека и оба его дяди погибли в шахте еще до войны. А мать его в свои пятьдесят с небольшим совершенно поседела и напоминала иссохшую старуху, которая постоянно плачет от страха за сыновей. Время от времени на шахте случались забастовки, и тогда ни денег, ни еды не было совсем. Впрочем, и без всяких забастовок семье Джека частенько приходилось перебиваться с хлеба на воду. Несколько облегчали положение овощи с собственного огородика, но они появлялись только в сезон, да и было их не слишком много.

Одним словом, жизнь в Питстоуне была еще тяжелее, чем в Нью-Йорке, но Элен не жаловалась. Она слишком любила Джека, который буквально наизнанку выворачивался, чтобы у его жены и дочери был хотя бы кусок хлеба на обед. Увы, это не всегда удавалось, так что «шахтерский» период жизни ассоциировался у Элен с чувством постоянного голода и холода, поскольку крошечный дощатый коттедж, в котором они ютились, никогда не удавалось протопить как следует, а климат в Пенсильвании был суровым. В довершение всего через год после их приезда умерла мать Джека, и Элен пришлось самой сидеть с дочерью, поскольку никаких яслей в городке, разумеется, не имелось, и ей не на кого было оставить Дженни, чтобы найти себе работу.

Целыми днями Элен занималась с малышкой и ждала Джека, который возвращался с рабочей смены далеко за полночь. К счастью, оба были еще очень молоды и не замечали трудностей, которые испугали бы людей более зрелых. Они даже пытались завести второго ребенка, но Элен несколько раз выкинула, к тому же они все равно не смогли бы прокормить еще один рот. Кроме того, Элен очень скучала по Франции, по Парижу, по оставшимся там родителям, но денег на дальнюю поездку у них не было. Жизнь казалась беспросветной, и терпимой ее делала только любовь к Джеку и его ответная нежность. А еще у них была Дженни – их главная и единственная радость. Джек играл с дочерью, носил на плечах, рассказывал сказки на ночь. Она и походила на него – такая же черноволосая и чернобровая, синеглазая, не по возрасту высокая. Элен же была типичной француженкой – невысокой, изящной, светловолосой, только с карими глазами.

Они прожили в Питстоуне почти три с половиной года, когда произошло несчастье. В забое взорвалась угольная пыль, погибла вся рабочая смена из десяти человек, в том числе Джек. На шахте он пользовался любовью и авторитетом, поэтому сообщить Элен о случившемся приехал лично управляющий угольной компанией. Ей даже выплатили компенсацию – не слишком большую, но все же этих денег должно было хватить на первое время. Кроме того, выяснилось, что Джек втайне от нее застраховал свою жизнь на довольно крупную сумму. Он аккуратно платил взносы, выкраивая их из своей нищенской зарплаты, зато теперь Элен была обладательницей небольшого капитала, который, если правильно им распорядиться, мог бы поддерживать их с дочерью достаточно долгое время. И благодаря прощальному дару Джека Элен и Дженни смогли перебраться из пенсильванской глуши в Филадельфию.

Сразу после переезда Элен списалась с матерью, которая осталась совершенно одна после смерти мужа, скончавшегося за два месяца до гибели Джека. Терез пыталась убедить дочь вернуться, но Элен знала, что после войны найти работу во Франции еще труднее, чем в Штатах, поэтому она предложила матери перебраться к ней. Дженни в ту пору только-только исполнилось пять, но она хорошо запомнила и дорогу из Питстоуна в Филадельфию, и приезд своей французской бабушки, с которой они долго не понимали друг друга, поскольку одна не говорила по-английски, а другая могла сказать по-французски всего несколько фраз. Впрочем, с бабушкой Дженни быстро подружилась и стала называть ее «мами», на французский манер. По вечерам они учили друг друга английским и французским словам – только в это время, потому что днем Терез была очень занята. Вскоре после ее приезда из Парижа они с Элен открыли в Филадельфии небольшую швейную мастерскую-ателье. В послевоенной Америке этот вид бизнеса оказался достаточно востребован, а когда о мастерицах-француженках узнали почитающие себя светскими дамами обитательницы Мэйн-Лайна [3], от клиенток не стало отбоя. Крошечное ателье процветало, чуть не в одночасье сделавшись «самым большим маленьким секретом» многих филадельфийских состоятельных леди, для которых Элен и Терез копировали новейшие парижские фасоны. Главная роль принадлежала, конечно, матери Элен, которая кроила дорогие ткани и подгоняла модели по фигуре заказчицы. Сама Элен делала более простую работу, так как не обладала ни талантом, ни подготовкой, которую получила у Шанель ее мать. Зарабатывали они достаточно, чтобы начать кое-что откладывать – именно на эти средства Дженни впоследствии училась в парсонсовской Школе дизайна.