Повенчанные страстью - Николь Джордан Страница 4

Джейк привлек ее в объятия и поцеловал твердыми и жадными губами, мгновенно растопив весь ее лед.

И конечно, после такого чувственного объятия он не сумел отпустить ее просто так. Он вновь занялся с ней любовью — нежно, медленно и томительно, прежде чем, наконец, разрешил ей одеться. Но и тогда он больше мешал Кэтлин, чем помогал, целуя каждый дюйм обнаженной кожи, которая постепенно скрывалась под одеждой.

Натянув только брюки, он подвел Кэтлин к лошади и в последний раз крепко поцеловал, а потом подсадил в седло. Кэтлин улыбнулась, не сводя глаз с Джейка — прекрасного, надменного и мужественного.

Еще ощущая тепло его рук на своем теле, Кэтлин с трудом отвернулась и пустила лошадь к дому, бросив через плечо прощальный взгляд на Джейка. Вскоре она обогнула выступ скалы и начала долгий спуск в ущелье.

Джейк помедлил еще минуту, затем повернулся и направился вниз по каменистому берегу пруда. Сбросив брюки, он намеренно погрузился в ледяную воду по плечи, а затем с головой нырнул под низвергающийся водопад, стараясь приглушить вызванное Кэт возбуждение и гнев на ее отца. Такой мерзавец и пьянчуга, как Адам Кингсли, не заслуживал и половины преданности, которую выказывала его дочь. Джейк жалел, что не может открыть Кэтлин глаза на собственного отца. Но родство остается родством, тут уж ничего не попишешь. Джейк знал, что стал бы хуже относиться к Кэтлин, если бы она отвернулась от родных. А между тем он просил ее расстаться с единственно привычной ей жизнью, бросить любимого брата. Ему следовало набраться терпения… что было чертовски трудно.

Он долго плескался в пруду, и когда наконец выбрался на берег, его тело онемело от холода. Однако ему так и не удалось прогнать мысли о Кэтлин. В последнее время он думал о ней постоянно. Он засыпал и просыпался с мыслями о ней. Особенно трудно ему приходилось по ночам. Она преследовала его даже во сне. Стоило ему только представить себе стройные ноги Кэтлин, обвившиеся вокруг его тела, вспомнить, как она изгибается под ним, и он просыпался от нестерпимой боли и желания.

Он и не подозревал, что способен влюбиться в дочь врага. До встречи с Кэт он намеревался покинуть родные места, повидать мир, пожить другой жизнью. Он был уверен, что никогда не ограничится вниманием только одной женщины. Но, как выяснилось, он ошибался. Кэт стала его неотъемлемой частью, как недостающий кусочек мозаики. Когда она была рядом, Джейк чувствовал, что ему больше не о чем мечтать. Даже если бы он когда-нибудь собрался покинуть ранчо, Кэтлин пришлось бы отправиться вместе с ним. В сущности, увезти ее отсюда — единственный способ избавить ее от родных. Если бы сейчас Кэтлин пришлось выбирать между Джейком и своей семьей, еще не известно, кого бы она предпочла.

Джейк уже натягивал второй сапог, предаваясь соблазнительным мечтам о Кэт, когда сквозь шум водопада расслышал какие-то неясные звуки. Он не успел потянуться за кобурой с револьвером, лежащей в куче вещей вместе с кожаными штанами и рубашкой, когда уловил еще один, уже знакомый, звук: зловещий щелчок взведенного курка.

Джейк похолодел. Стараясь не делать резких движений, он медленно повернул голову и увидел дуло шестизарядного «кольта», направленное прямо ему в грудь. Над револьвером пылали огнем злобные синие глаза старшего брата Кэтлин, Нила.

Достигнув длинного бревенчатого дома, построенного Адамом Кингсли пятнадцать лет назад, Кэтлин обнаружила, что ни ее отца, ни брата нет дома.

Отец удачно выбрал место для усадьбы: она гнездилась среди восточных предгорий, окруженная обширными пастбищами и многочисленными водоемами, необходимыми для скота. Вдалеке, за домом, загонами и хозяйственными постройками, возвышались величественные горы, склоны которых поросли старыми соснами и елями. Кэтлин всегда любила эту землю, несмотря на вражду, вспыхивающую из-за нее.

Отсутствие отца не встревожило Кэтлин: она знала, что и он, и брат часто уезжают из дома проверять пастбища. Разводить овец труднее, чем коров. Овец приходится стричь, чаще лечить, охранять от хищников и непогоды, а попасть в беду они успевали быстрее, чем хозяева — моргнуть глазом. Овцы и вправду были глупы, как заявил Джейк, но Кэтлин скорее сжевала бы бушель красного перца, чем согласилась с ним.

На Адама Кингсли работала дюжина пастухов — в основном басков с севера Испании, которых едва хватало, чтобы присматривать за тремя тысячами голов. Пастухи не отлучались от стад ни днем, ни ночью, спали в фургонах или ветхих хижинах, довольствовались только обществом собак. Словом, они вели одинокую и безрадостную жизнь, более тяжелую, чем жизнь ковбоев, но даже она становилась предметом распрей между овцеводами и скотоводами, разводящими коров.

Кэтлин со вздохом вошла в свою спальню в глубине дома. Вся ее жизнь была наполнена единственным содержанием — войной за земли. Враждующие стороны не желали понять друг друга, переполняясь презрением к противникам.

Возможно, ее замужество с Джейком станет первым шагом к примирению, размышляла Кэтлин. Есть шанс, что Адам Кингсли и Бен Маккорд забудут о прошлом ради будущего своих детей. По крайней мере в этом Джейк прав. Надо найти способ рассказать обо всем отцу — и как можно скорее, поняла Кэтлин, разглядывая в зеркале собственное отражение.

Она выглядела как женщина после продолжительной и страстной любви: волосы спутались, синие глаза сверкали ярче, чем обычно, щеки заливал румянец, губы припухли, очертания торчащих сосков отчетливо виднелись под блузкой, прикрывающей не стянутое корсетом тело. Кэтлин недовольно поспешила хоть немного привести себя в порядок. Стоит отцу увидеть ее такой — и рассказывать о любовнике не понадобится. Отец все поймет сам.

Она уже начала готовить ужин, как вдруг услышала крики со двора. Встревожившись, Кэтлин вытерла перепачканные мукой руки о передник и бросилась к окну, отодвинув желтую ситцевую занавеску. Несколько работников жили в ближайшем бараке, и Кэтлин увидела, как они бегут к коралю. Со стороны холмов приближались трое всадников, в одном из которых Кэтлин узнала отца. Он вез нечто перекинутое через седло.

Кэтлин затаила дыхание. Нет, только не это! Сколько раз Адам Кингсли привозил домой мертвых овец, отравленных или пристреленных ковбоями! Нона этот раз его груз не походил на овечью тушу — скорее он напоминал… человека.

Тошнотворное предчувствие беды вдруг охватило ее. Опрометью метнувшись к двери, Кэтлин чуть не споткнулась о порог, спеша достичь задней веранды дома.

Летний день угасал. Воздух был еще теплым, хотя солнце почти село за горы на западе. Должно быть, жар у Кэтлин вызвало короткое, лихорадочное дыхание и беспорядочный стук сердца. Дрожа от необъяснимого страха, Кэтлин застыла как вкопанная у ступеней деревянной веранды.

Отец медленно подъехал к дому на своем крепком гнедом жеребце, но, казалось, прошла вечность; прежде чем он наконец осадил его на расстоянии ярда от ступеней. Загорелое лицо его было искажено яростью, на пыльных щеках остались влажные следы от слез.

Кэтлин не замечала, что творится вокруг: ее ошеломленный взгляд был устремлен на ношу в руках отца, на кровь, пропитавшую грязную рубашку.