Коллекционер стеклянных глаз - Фиона Э. Хиггинс Страница 4

В мошенническом деле главное — вовремя остановиться. Это было жизненным кредо Трупина. Примерно через неделю он распрощался с благодарными селянами и отправился с ощутимо потяжелевшим кошельком на поиски следующей компании доверчивых клиентов. Он повторял свой трюк в одной деревне за другой, пока не добрался до Урбс-Умиды.

Зарабатывая на жизнь жульничеством и одурачиванием ближних в течение нескольких лет, Трупин обзавелся широким ассортиментом уловок, обличий и псевдонимов. Он довел до совершенства аферу с выдачей денег под залог (что было занятием несколько рискованным, но в конечном итоге чрезвычайно прибыльным). Неплохо он нажился также и на распродаже обломков Ноева ковчега, но особого успеха добился с танцующим хорьком (который, увы, преждевременно скончался). Обладая даром подражания с юных лет, Трупин быстро избавился от доставшегося ему по наследству произношения вместе с данным ему от рождения именем (на самом деле его звали Джером Свинопас и вырос он в нищей крестьянской семье). Он свободно переключался с одной речевой манеры на другую, так что его принимали за своего и в беднейших слоях общества, и в более высоких кругах (последнее было, разумеется, намного предпочтительнее). Он умел говорить с французским прононсом и однажды очень правдоподобно изобразил карточного шулера-парижанина, а мог сойти и за представителя городских низов.

Вещественным доказательством успеха, достигнутого Трупиным на ниве мошенничества и служившего предметом его гордости, была накопленная им солидная денежная сумма. В отличие от большинства собратьев по профессии, он не растратил ее на вино, женщин и другие сомнительные досуги. Гулливер Трупин в полном смысле слова смотрел одним глазом в будущее. И вот будущее наступило. Он устал от кочевого образа жизни и полагал, что пора уже ему осесть где-нибудь и пожинать плоды своих бесчестных трудов. Но осесть он хотел совсем не там, где прозябает большинство обыкновенных людей. Он метил гораздо выше. Все предыдущие аферы были лишь трамплином для задуманной им полной трансформации его личности и триумфального взлета, о котором он всегда мечтал и которого, по его убеждению, заслуживал.

Но для этого ему все-таки не хватало денег. Чтобы добыть их, он разработал план, и приступить к его осуществлению предстояло этим же вечером. План был очень прост и тривиален — Трупин давно убедился, что это, как правило, действует лучше всего. Требовались лишь чуточку нахальства и умение водить людей за нос — ну а уж это для него не проблема.

Он избрал старое и испытанное средство: шантаж.

Из окна Трупину был виден и трактир «Ловкий пальчик», где через четверть часа у него была назначена встреча. Он подошел к кровати, на которой было разложено два комплекта одежды. Вряд ли можно было найти два костюма, более далеких друг от друга по качеству. С одной стороны лежали нарядный черный бархатный пиджак и не менее шикарные брюки, с другой — грубая выцветшая рубашка и потрепанный жилет. Трупин с сожалением погладил бархатную ткань. Но это был не тот момент, чтобы потакать своим вкусам. С брезгливой гримасой он облачился в старую одежду, словно само прикосновение ее к коже вызывало у него неприятные ощущения. Сверху он накинул невзрачный коричневый плащ. Посмотрев на поношенные и ободранные ботинки, он только покачал головой.

«Ладно, недолго осталось ждать, когда я выброшу это тряпье», — подумал он. Только эта мысль и позволяла ему мириться с временными неудобствами.

Уже темнело, когда Гулливер Трупин вышел из дому и стал переходить через улицу. На полпути его чуть не сшиб с ног темноволосый мальчишка с пронзительным взглядом, одетый явно не по погоде. Трупин, подозревая, что это карманник, схватил мальчишку за шкирку и, угрожающе рявкнув, оттолкнул его от себя и направился в трактир. Он взял кувшин пива (конечно, он предпочел бы искристое вино, но его, увы, не подавали) и устроился с ним в дальнем углу. Костюм позволял ему слиться с толпой. Это было тем легче сделать, что никто из присутствующих не обращал на него внимания и не хотел привлекать внимание к себе. Коротая время, он, морщась, потягивал пиво.

— Трупин?

Подняв голову, Гулливер увидел нависшую над ним дородную фигуру в темном пальто и шляпе. Он кивнул. Пришедший тяжело опустился на соседний стул.

— Пива? — спросил Трупин, хотя заторможенное поведение и покрасневший нос незнакомца наводили на мысль, что он уже прилично набрался джина.

— Угу, — пробурчал тот; Трупин наполнил его кружку. — Стало быть, — произнес незнакомец, с шумом сделав большой глоток, — вы, как я понимаю, хотите обзавестись новым именем.

— Да.

— И титулом к тому же?

— Непременно.

— Это обойдется вам недешево, — обронил собеседник Трупина, — очень недешево.

— У меня есть деньги, — кивнув, сказал Трупин. «Точнее, скоро будут», — подумал он.

— Значит, договорились. Приходите сюда в полночь, все будет готово. — С этими словами незнакомец влил в себя оставшееся в кружке пиво и растворился в толпе.

Трупин откинулся на стуле и позволил себе улыбнуться. Итак, первый шаг сделан. Теперь — следующий: переодеться и нанести визит мистеру Огастесу Фитцбодли.

ГЛАВА 3 На Северной стороне

Гектор неподвижно сидел в питомнике бабочек. Было невыносимо жарко, хотя поверх ночной рубашки на нем ничего не было надето. Саднило ноги, сбитые до крови при возвращении домой босиком; нервы все еще были напряжены. Бабочки самых разных размеров и окраски порхали вокруг него и садились на сочную зелень и цветы, тянувшиеся вверх по стенам их стеклянного жилища.

«Такая красота…» — думал Гектор. А между тем совсем недавно его окружало вопиющее уродство — и оно ему тоже нравилось.

Казалось, он никогда не выберется с южного берега. Он несся во всю прыть с опущенной головой, боясь встретиться взглядом с прохожими, и тем не менее вызывал у них совсем не желательный повышенный интерес — но не потому, что на нем осталось не так уж много одежды, а потому, что оставшаяся была необычайно чистой. Полуодетые мальчишки попадались на каждом шагу, но ни у одного из них не было таких белых носков. Однако благодаря устилавшей улицы смеси навоза и гнилых овощей они вскоре стали точно такого же цвета, как и у всех оборванцев, снующих в толпе. Гектор быстро усвоил истину, известную всем здешним: лучше ничем не выделяться среди других.

Он проскакивал мимо сотрясающихся от буйства трактиров и тихих, запертых на ночь лавок и ломбардов. В переулках виднелись неподвижно сидящие или лежащие фигуры. То ли они спали, то ли умерли — не разберешь. Около джинопроводных кранов колыхались неясные тени, глотавшие жидкость, которая согревала и внутренности, и души, прежде чем окончательно погубить их. То и дело Гектору преграждали путь ручные тачки и тележки, молочницы и точильщики ножей, сквернословившие нищие и бренчавшие на своих инструментах музыканты.