Пятая гора - Пауло Коэльо Страница 4

"Если уж суждено мне погибнуть от стрелы, то пусть онапоразит меня не в спину», — подумал Илия. Воин снова поднял лук. К своемуудивлению, Илия не чувствовал ничего: ни страха, ни желания жить. Словно всебыло давно предопределено, и они оба — воин и он сам — играют роли в пьесе,написанной кем-то другим. Он вспомнил свое детство, дни и ночи в Галааде,незаконченную работу, которую он оставит в мастерской. Подумал об отце иматери, которые не хотели, чтобы их сын был пророком. Вспомнил глаза Иезавели иулыбку царя Ахава. Он подумал: как глупо умереть в двадцать три года, так и непознав любви женщины.

Рука натянула тетиву, стрела рассекла воздух, пронеслась,звеня, мимо правого уха Илии и плашмя упала на пыльную землю позади него.

Воин наложил на тетиву новую стрелу и прицелился. Но вместотого чтобы пустить стрелу, он пристально посмотрел в глаза Илии.

— Я лучший стрелок из всех воинов Ахава, — сказалон. — За семь лет я не промахнулся ни разу. Илия обернулся и посмотрел натело левита.

— Эта стрела предназначалась тебе.

Воин держал лук натянутым, но руки его дрожали. —Единственный пророк, который должен был умереть, — Илия. Другие могливыбрать веру в Ваала.

— Так заверши свой труд.

Его удивляло собственное спокойствие. Ночами в конюшне онстолько раз представлял себе смерть, и теперь понимал, что не стоило такстрадать. Через несколько секунд все будет кончено.

— Не могу, — сказал воин. Лук ходил ходуном в еготрясущихся руках. — Уйди прочь с моих глаз. Видно, мои стрелы отвел Бог, иОн меня покарает, если я убью тебя. Чем яснее Илия осознавал, что можетостаться в живых, тем больше им овладевал страх смерти. Где-то еще маячиланадежда увидеть океан, встретить женщину, завести семью и закончить свою работув мастерской. — Убей меня скорее, — сказал он. — Не заставляйменя долго страдать.

Воин посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, нет лисвидетелей этой сцены. Затем опустил лук, спрятал стрелу и исчез за поворотом.

Илия почувствовал, как слабеют его ноги. На него с новойсилой наваливался страх смерти. Надо было немедленно бежать, исчезнуть изГалаада, никогда не встречать на своем пути воина с натянутым луком. Он невыбирал свою судьбу и к Ахаву отправился не для того, чтобы похвастаться передсоседями, будто может разговаривать с самим царем. Не его вина, что пророковубили, тем более он не был виноват, что видел чудо, когда время остановилось, амастерская осветилась искрящимися звездочками. Илия тоже осмотрелся по сторонам— на улице было пустынно. Он хотел проверить, нельзя ли спасти жизнь левита, нотут на него вновь нахлынул страх, и он убежал прежде, чем кто-либо появился.

Он долго брел нехожеными тропами, пока не оказался на берегунебольшой реки Хораф. Ему было стыдно за свою трусость, но он радовался, чтоостался жив. Он выпил воды, сел на землю и только теперь понял, что его ждет:завтра нужно будет чем-то питаться, а в пустыне не найти пищи.

Он вспомнил свою мастерскую, работу, которую ему пришлосьоставить. У него были друзья среди соседей, но он не мог на них рассчитывать.Слухи о его побеге, должно быть, уже распространились в городе, и все ненавидятего за то, что он бежал, обрекая истинных верующих на муки. Всему, чего ондостиг, пришел конец, и только потому, что он решил исполнить волю Божию.Завтра и в последующие дни, недели и месяцы в его дверь будут стучать торговцыиз Ливана, и кто-нибудь скажет им, что хозяин мастерской сбежал и что именно онв ответе за невинно пролитую кровь. Наверное, станут говорить и о том, что онпытался уничтожить богов-покровителей земли и небес. Вскоре об этом узнают и запределами Израиля, и он навсегда распрощается с мечтой жениться на женщине, неуступающей по красоте ливанкам.

"Где-то есть корабли».

Да, где-то были корабли. Преступников, военнопленных, беглыхобычно брали в матросы — ведь это более опасная профессия, чем воин. У воинавсегда есть шанс остаться на войне живым. Моря же таят в себе многонеизвестного, полны чудовищ. Когда происходит кораблекрушение, в живых неостается никто.

Корабли существуют, но принадлежат они финикийскимторговцам. Илия не был преступником, пленным или беглецом, он был человеком,посмевшим возвысить голос против бога Ваала. Узнав об этом, финикийцы убьют егои бросят в море, ибо моряки верят, что Ваал и его боги покровительствуютштормам и бурям.

Он не мог отправиться к океану. Не мог идти на север, потомучто там находится Ливан. Не мог идти на восток, где некие израильские племенауже два поколения ведут между собой войну.

Он вспомнил спокойствие, которое ощутил, стоя лицом к лицу своином. В конце концов, что такое смерть? Смерть — это мгновение, и только.Даже если ты чувствуешь боль, она скоро пройдет, и тогда Господь примет тебя вСвое лоно. Он опустился на землю и долго смотрел в небо. По пробовал спорить ссобой, как это делал левит. Это был спор не о существовании Бога — в этом унего не было сомнений, — а о смысле жизни.

Он видел горы и землю, которую скоро иссушит долгая засуха —так сказал ему ангел Господень. Земля еще хранила свежесть многолетних обильныхдождей. Он видел реку Хораф, воды которой скоро обмелеют. Горячо и искренне онпопрощался с миром и попросил Господа принять его, когда наступит время.

Он подумал о смысле своего существования и не получилответа.

Подумал о том, в какую сторону ему нужно идти, и понял, чтоидти некуда.

На следующий день ему придется вернуться и сдаться, хотя примысли об этом его снова охватил страх смерти. Он попытался утешить себя тем,что проживет еще несколько часов. Но это были крохи. В конце концов он понял,что почти не бывает таких дней в жизни, когда человек властен приниматьрешение.

На следующий день Илия проснулся и снова посмотрел на рекуХораф.

Завтра или через год от нее останется лишь дорога, покрытаямелким песком и круглыми камешками. Местные жители будут по-прежнему называтьэто место Хорафом и, показывая в ту сторону, где раньше протекала река, скажут:«Это недалеко отсюда, на берегу реки». Путешественники пойдут туда, увидяткруглые камешки и мелкий песок и подумают про себя: «Когда-то здесь была река».Но воды — того единственного, что нужно реке, чтобы быть рекой и утолить ихжажду, — там больше не будет.