Ночь для двоих - Шерри Томас Страница 4

— Она у меня под сюртуком! — завопил Кингсли.

— Я не подойду к тебе близко, пока ты не положишь ружье. И не бросай его! Оно снова может выстрелить.

— Ой! — Ружье Кингсли с глухим стуком упало на пол. — Помоги мне!

Он дергался всем телом, словно безумная марионетка. Вир подбежал и сдернул сюртук Кингсли.

— Она забралась под жилет! — Дурным голосом заорал Кингсли. — Всемогущий Господь, не дай ей залезть ко мне в штаны!

Вир распахнул на Кингсли жилет. Там под подтяжкой и обнаружился маленький вредитель. Маркиз ухватил его за хвост и отбросил в сторону раньше, чем зловредный грызун сумел изловчиться и укусить его.

Кингсли, оставшийся в одной рубашке, с чемпионской скоростью выскочил из дома. Вир только головой покачал. Из комнаты, расположенной по левую сторону холла, доносились крики. Вир поспешил туда, распахнул дверь и был вынужден тут же повиснуть на этой самой двери, чтобы не быть сбитым с ног стремительным потоком крыс.

Леди Кингсли, еще три молодых леди, два джентльмена и один лакей стояли на разных возвышениях над морем крыс. Две из трех юных дам визжали как резаные. Им вторил — ничуть не тише — мистер Конрад. Леди Кингсли, стоя на пианино, пюпитром сбивала крыс, которые осмеливались покуситься на ее островок безопасности. Лакей мужественно защищал дам с кочергой в руках.

Когда крысы, по крайней мере, их значительная часть, схлынули из гостиной, Вир помог осажденным гостям леди Кингсли спуститься на пол. Мисс Бичамп дрожала так сильно, что на улицу ее пришлось выносить.

Леди Кингсли стояла, держась рукой за стену.

— С вами все в порядке, мадам?

— Не думаю, что мне потребуется много усилий, чтобы выглядеть потрясенной, когда я отправлюсь к мисс Эджертон, — хриплым шепотом сказала она. — А Холбрук может считать себя покойником.

— «В самой высокой точке плато находится небольшая часовня Санта Марии дель Соккорсо, где так называемый отшельник ведет книгу посетителей и продает вино. Оттуда открывается впечатляющий вид: обрывы совершенно вертикальны, а береговая линия во всех направлениях удивительно красива...»

Элиссанда ясно видела остров Капри, поднимающийся из глубин Средиземного моря, себя, гуляющую по скалам с развевающимися на ветру волосами и с букетиком диких гвоздик в руке. Не слышно ничего, кроме шума моря и крика чаек, не видно никого, кроме рыбаков, которые чинят сети далеко внизу, и нет никаких чувств, кроме ясного и безмятежного ощущения абсолютной, ничем не ограниченной свободы.

Она едва успела поймать тетю, чуть не свалившуюся с сиденья в уборной.

Прошло уже более сорока восьми часов, с тех пор как тетя Рейчел последний раз справляла большую нужду. Таковы неизбежные последствия существования инвалида. Элиссанда уговорила тетю посидеть в уборной четверть часа после обеда, пока сама читала ей путеводитель по Северной Италии, чтобы помочь скоротать время. Но или она слишком невыразительно читала, или всему виной был опий, от которого тетю невозможно было отучить, но тетя Рейчел очень быстро заснула, так и не сумев очистить свой кишечник.

Элиссанда с трудом выволокла ее из уборной. Тетя Рейчел весила не больше чем вязанка хвороста и обладала примерно такой же подвижностью и координацией.

Дядя Эдмунд тратил много усилий на то, чтобы выяснить, что больше всего неприятно зависимым от него людям, и обеспечивал их этим сполна. Все вещи тети Рейчел пахли гвоздикой по единственной причине — она ненавидела этот запах.

Точнее, ненавидела раньше. Последние годы она постоянно находилась в полузабытьи под воздействием опия и ничего не замечала, если, конечно, ей вовремя давали очередную дозу микстуры. Но Элиссанде было не все равно, и она принесла из своей комнаты ночную рубашку без запаха.

Она аккуратно уложила дремлющую тетю в постель, вымыла руки и переодела ее в чистую рубашку. Элиссанда внимательно следила за тем, чтобы тетя Рейчел спала сначала на одном боку, потом на другом: у тех, кто проводит почти все время в постели, легко появляются пролежни.

Укрыв тетю одеялом, Элиссанда подняла путеводитель и собралась продолжить чтение. Но едва она открыла книгу, как та вылетела из ее рук, ударилась о картину, что висела напротив кровати тети Рейчел, и со стуком рухнула на пол.

Зажав рот рукой, Элиссанда бросила взгляд на тетю — та даже не шелохнулась.

Элиссанда подняла книгу и внимательно осмотрела ее — от задней обложки оторвался форзац.

Ну вот опять. Три дня назад она разбила зеркало. А двумя неделями раньше — долго не могла отвести глаза от коробки с мышьяком — крысиным ядом, которую нашла в кладовке.

Неужели она постепенно теряет рассудок?

Элиссанда не желала становиться сиделкой тетки и собиралась уехать, как только станет достаточно взрослой, чтобы найти где-нибудь место. Где угодно.

Дядя знал об этом и потому приводил в дом сиделок, чтобы племянница имела возможность собственными глазами наблюдать, как тетю начинало трясти, и она криком кричала от их «хорошего» обращения. Всякий раз Элиссанде приходилось вмешиваться, так что она и не заметила, как преданность и благодарность — вообще-то очень хорошие чувства — постепенно превратились в уродливые бряцающие цепи, приковавшие ее к этому дому, к этому существованию под каблуком дяди.

Некое подобие свободы Элиссанде давали только книги. Атак все ее мысли занимало лишь то, справила ли тетя Рейчел большую нужду или нет. Но вот она швырнула свое сокровище — путеводитель по Северной Италии — о стену, поскольку самоконтроль, единственное, на что она могла твердо рассчитывать, постепенно слабел, не выдерживая тяжести заточения.

Послышался звук подъезжающего экипажа, и Элиссанда, подхватив юбки, выбежала из комнаты тети. Дядя Эдмунд обожал называть неверные даты своего возвращения. Когда он возвращался раньше указанного дня, ей оставалось лишь горько сожалеть о том, что передышка, связанная с его отсутствием, оказывалась слишком короткой. Если же он возвращался позже, рушилась ее надежда на то, что он где-то вдали от дома встретил свой конец. Мало ли что может случиться — например, иногда отваливаются колеса у экипажа, да и разбойники встречаются. Но только все возможные напасти почему-то обходили дядю Эдмунда стороной. Еще он очень любил следующие представления: говорил, что уезжает надолго, но возвращался уже через несколько часов и сообщал, что передумал, потому что очень соскучился по семье.

В своей комнате Элиссанда поспешно запихнула путеводитель в ящик комода, где было сложено ее нижнее белье. Три года назад дядя Эдмунд выбросил из дома все книги, написанные на английском языке, кроме Библии и нескольких томов проповедей, обещавших всем без исключения адские муки. После этого Элиссанда случайно обнаружила в доме несколько книг, избежавших общей судьбы, и с тех пор оберегала их с тщательностью наседки, построившей свое гнездо в кошачьем царстве.

Только убедившись, что книга в безопасности, Элиссанда подошла к окну, чтобы посмотреть, кто приехал. Странно, но на подъездной аллее стоял не дядин экипаж, а открытая двухместная коляска с ярко-голубыми сиденьями.