Она - новенькая - Эля Пылаева Страница 4

Увы…

И остается только надеяться, что в этот раз все будет хорошо. В прошлый раз роговица не прижилась. А между операциями необходимо делать приличные временные промежутки. И я уже слепа так долго, что даже перестала истерить по этому поводу, как в начале.

Трость касается крыльца. Говорят, навык обращения с тростью формируется ни один год. И мой до сих пор оставляет желать лучшего.

Пять шагов влево или вправо, и будет лавочка. Я попросила Асю описать мне пространство. И в голове есть смутная карта. Скоро она станет яснее.

Делаю эти пять шагов. Касаюсь тростью края лавочки. Прислушиваюсь. Никаких шорохов или ощущения чьего-то присутствия нет. Присаживаюсь, стараясь не потерять в голове внутренний компас. Это, я вам скажу, навык еще посложнее трости. Постоянно удерживать виртуальный компас и карту. Как перелетная птица!

Крыльцо теперь справа. Слева, напротив него — административный корпус.

Мне предложили в сопровождение женщину-поводыря. Но я отказалась. Если мои глаза не будут видеть после снятия повязок, то я хочу быть самостоятельной, а не держаться до конца жизни за чужую юбку или руку.

И я развиваю свой компас и навык хождения с тростью. Дополнительным бонусом обострились слух, осязание и обоняние. Запахи я могу раскладывать на такие детали, что позавидует любой парфюмер.

Некрасивый мальчик, например, пахнет смесью ментола, сандала и дыма. Не ярко. Не так как пахнет парфюм. Скорее, как пахнет гель для душа. Ну и еще чем-то таким специфическим, мужским…

Приятно пахнет! Несмотря на то, что засранец тот еще.

— Вот эта… — слышу тихий разговор неподалеку. — Алла сказала, она не видит.

От того, что разговор про меня, пульс учащается. Дышу глубже… Это неизбежно, все будут обсуждать меня. Надо игнорировать. Внешне игнорировать просто, внутри же у меня каждый раз буря. Чувство неполноценности щемит где-то в солнечном сплетении.

— И что теперь? Я в няньки не нанималась, — шепотом.

— А кто родители?

— Не знаю. Алла не говорит. У Таюрской надо спросить. У нее отец про кого угодно пробить может.

— Почему к нам-то? Бесит…

— Может, родоки крутые?

— Может! — повышая голос встаю я. — Я слепая, но не глухая. Или в вашей школе этикету не учат?

Тишина…

Захожу в общежитие. Первые двери… вторые… и только собираюсь повернуть налево, как приближаются голоса, смех и топот. Несколько человек проносится мимо. Я чувствую, как меня толкают в плечо. От неожиданности теряю равновесие. Выставляю руку в направлении предполагаемой стены, но ошибаюсь с оценкой расстояния или направления, и она проваливается в воздух. Я, черт возьми, лечу на пол, слыша, как удаляются эти голоса и хлопает дверь за спиной.

— Оу… — падаю на бедро, упираясь руками в пол.

Трость вылетает из рук, откатывается.

Шарю ладонями по полу ища ее. Слышу, как кто-то проходит мимо. Еще кто-то…

Сердце оглушающе стучит. Накатывает паника. И обида… Я нелепая и жалкая!

Чтобы не разреветься, ругаю себя: «Никто тебе не обязан нянчится, поняла?! Вставай!»

Сжимая зубы, встаю с пола.

— Твоя трость? — кто-то всовывает в руки.

— Спасибо.

Шаг в сторону. Нащупываю стену. И пытаюсь отдышаться, погасить набирающий обороты приступ агорафобии. Не ныть! Ты хотела сама!

— Привет, мышь летучая… — неожиданно раздается рядом. — Потерялась?

Мой, Добби.

— Нет, — преодолеваю дрожь в голосе. — Уходи.

Не хватало еще поныть при «некрасивом мальчике».

— Ты чего злопамятная такая, а? — с досадой.

— Чего тебе еще нужно, а? «Носок» подарен.

— Да ничего. Мимо проходил.

— Так и проходи мимо. Лишних трусиков у меня нет, раздавать. Ты уж извини!

— Хочешь, подарю? — слышу ухмылку в его голосе.

Мне и самой становится смешно. Но я держусь, стараясь не улыбаться.

— Прочь, — взмахиваю рукой.

Двигая тростью, иду в комнату. Слышу в спину вздох сожаления или… жалости?.

Не надо мне ни чьей жалости. Я здесь не для этого.