Этюды Черни - Анна Берсенева Страница 4

Саша почувствовала, что сейчас в голос разрыдается. От пения слезы всегда вставали у нее в горле, она знала об этом и обычно закрывалась после концерта на некоторое время в гримерной, чтобы успокоиться. Но сейчас закрыться негде, и она сама в этом виновата, надо было расспросить Гришку, что такое это Волынское, а не полагаться на его слова: «Ну, знаешь, это где ближняя дача Сталина», – и не полагать, что концерт состоится в каких-то ампирных покоях тирана, на которые, кстати, интересно будет взглянуть. И вообще, с концертными предложениями надо отправлять к своему агенту всех без исключения, и ни при чем здесь студенческое приятельство, и сама, дура, виновата!..

Саше казалось, что она идет прямо к выходу из парка. Но ворот все еще не было видно, и не требовалось большого ума, чтобы сообразить, что идет она, значит, куда-то не туда.

Надо было вернуться к павильону – музыка, гремящая в нем, была еще слышна, хоть и вдалеке, – и попросить, чтобы ее проводили к машине. Но Саша и вообще не любила кого-то о чем-то просить, и тем более не хотела делать это после того, как ей вынесли пайку в плошке.

Она огляделась. Кругом ни зги не было видно.

«Просто тьма египетская», – подумала Саша.

Библейский рассказ про тьму египетскую она едва помнила – мысль ее была связана скорее с рассказом булгаковским. Да и неправильная это была вообще-то мысль: холод превратился уже в настоящий мороз, пар шел у нее изо рта, и при чем здесь в таком случае Египет?

А при том, что все это мысли из пустого потока жизни.

За поворотом аллеи появилась темная фигура. Ну а какая же еще фигура может появиться в темноте?

– Скажите, пожалуйста, как пройти к воротам? – громко спросила Саша.

Встречный не ответил. Их даже двое было, оказывается – второй был пониже ростом, поэтому фигуры сливались в одну, какую-то полувысокую и полуширокую.

Этот встречный, единый в двух фигурах, на Сашин вопрос не ответил. Наверное, сам искал выход из парка. Она пожала плечами и пошла дальше, собираясь пройти мимо него. Но он двигался прямо ей навстречу, не сворачивая.

Чтобы с ним не столкнуться, Саша остановилась, сделала шаг в сторону. Ей вдруг стало не по себе наедине с этим двуединым существом. Кирка Тенета когда-то читала стихи Рубцова: «Лучше разным существам в местах тревожных не встречаться». Может, парк в Волынском не являлся таким уж тревожным местом, тем более что в него и проникнуть-то, минуя охрану, было невозможно, однако ощущение опасности стало острым, и с ним надо было что-то делать.

Но что с ним делать, Саша придумать не успела. Подойдя к ней совсем близко, существо вдруг как-то рванулось, прянуло – и распалось наконец на двух человек, и эти два человека в мгновение ока оказались по обе стороны от Саши.

– Эй, вы что? – воскликнула она.

По-прежнему не произнося ни слова, те схватили ее за локти. Они держали очень крепко, это чувствовалось даже сквозь меховой палантин. Она рванулась из их рук, но сразу же вскрикнула от боли.

– А ну стой! – произнес один из них, высокий.

– Шубу снимай, – выдохнул второй, низкий.

Так вот что, оказывается! Самые обыкновенные грабители. Правда, первые, которых Саша видит в жизни, но, в общем, ничего особенного.

Не палантин жалко, хотя бриллиантовая норка ей очень нравится, к тому же штучка дорогая и куплена в Париже, здесь такой не найдешь. Но самое противное заключается все же не в потере палантина, а в том, чтобы безропотно раздеваться по требованию каких-то ублюдков.

Ну да, знала Саша, знала, что именно так и следует поступить, об этом только из утюга не предупреждали, но вся ее натура протестовала против этого так яростно, что она непроизвольно воскликнула:

– Да пошли вы!.. – и снова рванулась из их рук.

Ее очередной рывок не возымел, конечно, никакого действия. Или нет, возымел все же: свободной рукой высокий коротко размахнулся и ударил ее по лицу. Ее локтя он при этом не выпустил, и, вскрикнув от неожиданности и боли, Саша осталась трепыхаться между ним и низким. Во рту у нее при этом стало солоно: он ударил хоть и без замаха, почти и не ударил даже, а просто ткнул ладонью в лицо, но при этом рассек ей губу.

– Не хочешь по-хорошему, давай по-плохому, – сказал при этом низкий. – Только не ори, а то всю морду разобьем, пока охрана добежит.

И, проговорив все это быстро и шепеляво, стал шарить у Саши по груди, разыскивая застежку палантина.

– Ты че ее лапаешь? – недовольно заметил высокий. – Быстрее, а то и правда заорет.

Все это они произносили деловито, без тени каких-либо эмоций. Даже без вожделения, которого можно было бы ожидать от грабителей, предчувствующих поживу.

– Не заорет, – хохотнул низкий.

Его хамский уверенный тон показался Саше таким омерзительным, что она наконец очнулась от оцепенения, в которое ее ввел неожиданный, неожидаемый удар в лицо. И немедленно заорала – так громко, что у самой в ушах зазвенело.

– Ах ты!.. – зло матюкнулся низкий.

И, отпустив Сашин локоть, одной рукой обхватил ее за плечи, а другой зажал ей рот.

– Не вздумай кусаться, сука, а то задушу! – хрипло предупредил он.

Но она уже не воспринимала угрозы. Ярость, охватившая ее, была так безрассудна и так ослепляюще сильна, что она кусалась, рвалась и кричала изо всех сил. Правда, из-под зажавшей ей рот ладони вырывался при этом не крик, а только сипение.

Но разъярила она их своим сипением достаточно.

– Подержи ее! – задыхаясь, бросил низкий. – Ко мне разверни!

Высокий рванул Сашу за плечи, разворачивая ее лицом к своему подельнику. Тот отнял ладонь от ее рта, и прежде чем она успела закричать во весь голос, ударил ее снова, теперь уже не легким тычком, а по-настоящему, кулаком.

Он метил Саше в лицо, но она успела не отшатнуться даже, а как-то качнуться в сторону, и удар пришелся не в переносицу, а по скуле. Впрочем, и такого касательного удара было достаточно, чтобы в голове у нее словно звезда взорвалась. Она вскрикнула уже не для того, чтобы позвать на помощь, а просто от боли.

И от этого вскрика тот грабитель, который держал сзади, вдруг отпустил ее! Он охнул, глухо и коротко, и шатнулся назад, и упал на спину. Это было настолько неожиданно, что Саша тоже не смогла устоять, тем более на высоких каблуках. Она упала спиной прямо на грабителя, сразу же извернулась, откатилась в сторону, с асфальта на покрытую палой листвой траву, и только там наконец застыла, сжавшись, не понимая, что произошло и что теперь будет.

Способности думать у нее не осталось, только инстинкт самосохранения. Да еще зрение обострилось – от удара, может. Поэтому все происходящее на аллее она видела теперь так отчетливо, как будто не человеком была, а каким-нибудь лесным зверем, способным видеть в темноте.

Снизу, с земли, это происходящее казалось ей битвой великанов. Сначала их было двое – высокий грабитель еще корчился на асфальте. Но потом он вскочил и присоединился к драке. Теперь первые двое грабителей нападали на третьего, то есть что это она, кто сказал, что этот третий тоже грабитель? Кажется, он как раз таки отбивался от них, но стоило Саше понять, что он отбивается, как она тут же и увидела, что он нападает сам, а тот, который бил ее по лицу – низкого роста, поэтому Саша понимала, что именно он, – падает от его удара, и вскакивает опять, и бросается к этому новому неизвестному человеку – непонятно, вступился он за нее или сам вместе с ними? – и высокий тоже к нему бросается, и невозможно разобраться во всех этих движениях, стремительных и путаных, понятно только, что сейчас они его собьют и, может, убьют…