Манкая - Лариса Шубникова Страница 4

Пожалуй, поторопился он с выводами. Никакой старушки под капюшоном не оказалось. А была там девушка… И дальше Митя, даже если сильно захотел, описать бы не смог.

Единственное, что сейчас было доступно парню, это отодрать взгляд от девушки-старушки и понять, как приветствовать роскошное собрание.

Думаете странная мысль? Вовсе нет. Рассыпаться в любезностях? Ну, честно говоря, не особенно и хотелось. Пройти мимо, кивнув? Неправильно. Митя не ждал от незнакомых людей ничего, но подумал о том, что когда и если у него появятся дети и будут бегать по этой вот роскошной лестнице, то было бы недурно, чтобы вот эти старушки, красотка, кошерный и девушка, улыбались им. А не делали неприятные лица, помня о неприятном их папаше.

Значит, нужно поздороваться и ничего из себя не корёжить. Мама в таких случаях советовала говорить правдиво. Точнее, если не знаешь, что сказать, говори правду или молчи. А маме своей Митя верил и вспоминал ее советы даже после ее смерти.

Митю воспитывала мать. Отец растворился в потоке жизни, когда Мите не стукнуло и десяти лет. Мать взвалила на свои хрупкие плечи все заботы маленькой их семьи. Работала в издательстве корректором, а зарплата там совсем невелика. Добавьте сюда то, что издательство было не столичным, а ярославским, и поймете масштаб катастрофы.

Маленькая женщина билась на двух (иногда на трех) работах, чтобы маленький сын ни в чем не нуждался. Чтобы не слышал обидных слов от детей и взрослых во дворе, что оборвыш или босота.

Митя маму свою боготворил. Обожал. Жалел и понимал. Уже в тринадцать лет парень понял, что не может просто так сидеть и ничего не делать, видя, как мать, уставшая до синевы под глазами, приходит домой и валится на постель. Митя «приписал» себе год и прекрасно устроился на работу в городской парк помощником садовника, по нашему озеленителя. Свою первую честную зарплату, мальчик потратил на то, чтобы купить матери новые ботинки. Ее старая пара превратилась в дырявое, ветхое нечто.

Широков до сих пор помнил выражение лица матери, когда он вручил ей свой дар. Слезы, восхищение и гордость, огромная, как ее глаза, родные и добрые. Она ничего не сказала Митьке, просто обняла и поцеловала. А утром категорически запретила работать! Привела веский аргумент на счет учебы и убедила сына, что она справится. Митька кивнул, но мнения своего не изменил.

Мама совсем не умела готовить. Ну, она, конечно, варила супы, жарила котлеты и делала компоты. Но, увы, не вкусно. Так бывает, честно! Не дано и все тут. Ну, Митька, пообещавший матери, что будет учеником школы, а не работником городского парка, решил, что помогать можно и будучи в таком статусе. И начал с того, что запретил матери таскать тяжелые сумки с продуктами, а потом стал заниматься готовкой… Полагаю, вы уже догадались, что получилось у него шикарно. Забавно, но именно это и спровоцировало митино призвание. Оно проявлялось в каждом его нехитром, поначалу, блюде. Вот это призвание и определило его стезю.

С шестнадцати лет Митька работал как проклятый. Учился, как сумасшедший. Влюблялся, как очумевший. Дрался, как психический. Иными словами, все прелести жития юного создания мужеского пола. Но, и замечательная школа жизни! А если учесть прекрасное воспитание и привитые матерью духовность, принципиальность, любовь к чтению, то вывод можно сделать только один— Дмитрий Широков не вырос козлом и эгоистом! Не милашка — святоша, а нормальный мужчина.

А потом умирала мама. Долго. Месяц. Сердечная недостаточность. Прощаясь с сыном, она сделала ему подарок.

— Сыночка, я не говорила никогда. Хотела приберечь деньги, чтобы у тебя была возможность делать то, что хочешь. Я выиграла в лотерею. Удача большая и деньги неплохие. Ты возьми и потрать с умом. И еще одно, продай квартиру нашу. Хорошо заплатят. Вот прямо сейчас и пообещай мне, что сделаешь так, как я прошу!

После ее смерти он впал в ненормальный транс, не в силах осознать всю глубину своей утраты и жертвы этой Женщины! Копить для сына, отказывая себе во всем. Даже в самой малости. И умереть как раз тогда, когда он мог обеспечить и ее и себя и даже больше!

От глубокого кризиса спасла его армия. Год своей жизни он провел в Мурманске. Да, дорогие мои, морфлот. А вернувшись, поступил в Технологический Институт пищевой промышленности (после армии все было проще) и устроился на работу в одно из заведений Ярославля. Уставал, как тысяча чертей, но добился таки и диплома и отличной работы в ресторане пятизвездочного отеля Ярославля.

Потом открыл свой собственный ресторан, потом, все же продал квратиру, бизнес и отправился в Москву. По дороге ему крупно повезло, но об этом чуть позже, ладно?

Все смотрели на него, ожидая первых его слов, будто вопрошая: «Ну, с чем пришел?».

— Добрый день, — и все.

Новые соседи помолчали, видимо ждали продолжения, но, не дождавшись, нестройно приветствовали Широкова. Сам Митька поглядывал на девушку-старушку и поражался ее сияющим глазам, добродушной улыбке. Она так славно поздоровалась, так просто и мило, что он заподозрил ее в желании подбодрить его, здорового мужика. Умилился и продолжил таки говорить.

— Я Дмитрий Широков, ваш новый сосед. Если у вас есть ко мне вопросы, я готов на них ответить, — как он и ожидал первой заговорила бабушка-пудель, та, что с изумрудами в ушах.

— Молодой человек, вы к нам надолго? — Если Митя и удивился ехидному вопросу, то никак этого не показал.

— Лет на шестьдесят, думаю, — ответ его вызвал легкую улыбку на лице красивой дамы.

— Ви ведь не станете устраивать оргии и дебоши? Дом у нас тишайший, лишние звуки неприятны, — господин в шапке попытался выяснить, чего ждать от него, Митьки.

— Обязательно буду, но не дома. Я много работаю и тут планирую только спать. Есть вероятность, что за шестьдесят лет соседства, мы с вами ни разу не увидимся, — после этих слов господин внимательно посмотрел на Митю и кивнул, скорее одобрительно, нежели с осуждением.

— А зачем тогда нужен дом, если в нем только спать? Спать можно там, где дебоширишь и безобразничаешь, — гранд-дама с любопытством ждала ответа.

— Для детей. Они точно не смогут спать там, где дебоширят и безобразничают, — да, Митя был честен, помня о мамином совете.

— У вас есть дети? — девушка даже дышать перестала от восторга.

— Пока нет, но обязательно будут. — Услышав его ответ, она слегка расстроилась, но постаралась скрыть это за улыбкой.

— Яков Моисеевич Гойцман, — господин протянул руку Широкову, получил ответное рукопожатие.

— Меня зовут Ирина Леонидовна Шульц, — еще одно рукопожатие, — А это Фира Рауфовна и Дора Рауфовна Собакевич. Ну и Юленька Аленникова.

Фира и Дора кивнули, а Юля протянула узкую ладошку, на которой Широков заметил ожёг и как опытный повар, понял сразу — от сковороды. Он сам постоянно обжигался. Это часть профессии и ее риск. Так же, как и порезы.

— Я из пятой квартиры. Слева от Вашей, четвертой. Ирина Леонидовна Ваша соседка справа, из третьей, а Яков Моисеевич из шестой. Мы соседи по площадке, — Юля улыбалась и указывала на двери, — Дора Рауфовна и Фира Рауфовна над нами, в седьмой.