Счастье по наследству - Ирма Грушевицкая Страница 4

Вот уже третий год в компании друзей младшего поколения Райтов я провожу рождественские каникулы в их шале в Каскадных горах. Нет сомнений, что служба безопасности сенатора проверила меня вдоль и поперёк, и ни Шон, ни его родители, ни тем более Фло угрозу во мне не видят. А Паттерсонам пора прекратить ссылаться на аллергию на холод и встречать Рождество в более традиционном климате.

— Простите, но я просто обязан украсть у вас эту милую леди.

О, мой милый сэр Галахад, как же ты вовремя!

Я настолько широко улыбаюсь появившемуся из-за моей спины Питеру, что челюсти становится больно.

— Вот это я понимаю, подход! — грохочет сенатор. — Учись, Паттерсон, как обхаживать девчонок.

Я не слышу, что отвечает на это отец Фло, но, бросив перед уходом взгляд на её мать, вижу, как краснеет у Сирены Паттерсон кончик носа. Я достаточно хорошо знаю миссис Паттерсон, чтобы понимать, что она находится в крайней степени ярости.

Но меня это больше не заботит.

Питер уводит нас в сторону ярко освещённого танцпола, и всё ещё с улыбкой Гуимплена я с удовольствием за ним следую.

Синатра и Нэт Кинг Коул в прошлом. Сегодня вечером на сцене Эд Ширан, Сэм Смит и Эмели Сандэ. Британская интервенция двадцать девятнадцать. Под джазовую интерпретацию песни последней Питер выводит меня на танцпол.

«У тебя есть свет, чтобы сражаться с тенями. Перестань его прятать. Давай же, давай», — пою я про себя и с удовольствием кладу голову на грудь Питера.

На ощупь она… Она где-то там есть — под атласными лацканами смокинга от Ральфа Лорена. Фло говорит, что Шон предпочитает именно этого дизайнера. Питер во всём следует своему кузену, так что, возможно, я не ошибаюсь.

От Питера приятно пахнет. И рука, что держит мою, тверда. Как и та, что лежит на моей талии.

Мы молчим. Я лихорадочно соображаю, принято ли говорить в медленном танце, и прихожу к выходу, что это не обязательно между близкими людьми.

До близости у нас с Питером ещё не дошло, но молчание создаёт её иллюзию.

Кто я такая, что бы её разрушить?

Мы лениво переступаем под медленно льющуюся песню, и напряжение этого дня, начавшегося в шесть утра, постепенно уходит. Голова тяжелеет. Ещё немного, и я свалюсь Питеру под ноги.

Именно в этот момент я понимаю, что никакого продолжения не будет. Точно не сегодня, но, возможно, что и никогда.

Кузену Шона нравится заявлять на меня права. Но вот воспользоваться ими он не в состоянии. Мне очень хочется верить, что это из-за его интеллигентности, но здравый смысл говорит об обратном. Питер — рациональный трус. Я ему симпатична. Близкая подруга жены его кузена, довольно симпатичная, умная, яркая — сегодня, по крайней мере. Питер искренне симпатизирует мне, и эта симпатия заметна каждому.

Но что, если выключить освещение?

«Они смогут почесть об этом».

Продолжения не будет.

Но я всё ещё с ним танцую. Иллюзия ещё на минуту. «Потому что мы все тоже что-то значим».

Что-то меняется.

Я чувствую, как напрягается подо мной грудь Питера. Его движения замедляются, и мы определённо топчемся на одном месте. Нехотя, я поднимаю голову и заглядываю в его лицо.

Прищуренный взгляд направлен в сторону. Питер явно раздражён тем, что видит, и я смотрю туда же, чтобы выяснить причину.

Вижу Шона и его отца. Пола, Ленни и ещё нескольких человек, знакомых мне по рождественским вечеринкам.

А вот этого не знаю.

Высокий темноволосый мужчина всё в том же смокинге, который, в отличие от обнимающего меня Питера, сидит на нём как влитой. Он немного выше Шона, шире в плечах и явно чувствует себя свободно в этой компании.

Шон определённо рад видеть гостя. Как и сенатор. Они жмут руки и обнимаются как старые знакомые. Их улыбки искренни. Смех тоже. Мы с Фло при встрече ведём себя так же.

Эти люди знают друг друга на протяжении долгого времени. Недовольство во взгляде Питера выглядит более чем странным.

Между нами ничего не будет, говорю я себе и задаю вопрос, на который при иных обстоятельствах просто не решилась бы:

— Кто это с Шоном?

— Марк Броуди. Вернулся.

То, с какой интонаций Питер делает последнее замечание, говорит о том, что возвращению этого самого Марка он не рад.

Я же снова кладу голову ему на грудь и почти что впиваюсь пальцами в держащую меня руку.

Кем бы ни был этот Марк, но к человеку, носящему фамилию Броуди, я всегда буду относиться предвзято.