Новобрачная - Жюльетта Бенцони Страница 4

Возвратившись домой, Альбина Депре-Мартель каждый раз отправлялась в свою комнату отдохнуть, где горел очень сильный огонь, очень громко оповещая всех, что продрогла до мозга костей и что, конечно, нужно было бы позвать рано утром доктора Го, семейного врача, чтоб он помог ей удержаться на этом берегу, на который никогда не возвращаются, однажды покинув его. А Мелани, так как было слишком поздно, чтобы пойти с Фройлейн в Тюильри или в кукольный театр на Елисейских полях, имела право делать все, что хотела, до ужина. В общем, это было очень хорошо, хотя слушать музыку ей не разрешалось, дабы у ее матери не разыгралась ее обычная «ужасная мигрень». В детстве она бегала играть в сад, чтоб размять ноги, но с тех пор как повзрослела, предпочитала, лежа на животе перед камином, читать какой-нибудь роман графини де Сегюр или Фенимора Купера. Его она читала в подлиннике, так как научилась говорить на английском и немецком почти в то же время, что и на родном французском. Кроме произведений классиков и учебников, которые выдавались ей в фешенебельной школе мадемуазель Аделины Дезир, находившейся на улице Жакоб и в которую она ходила с восьмилетнего возраста, лишь книги этих авторов ей было позволено читать. Именно «дорогой дедушка» категорически воспротивился тому, чтобы она была отправлена в пансион монахинь ордена Вознесения или в монастырь Птичек божьих, как того желала ее мать.

– Моя внучка должна выйти замуж, – завершил он разговор, стукнув по столу кулаком. – Не может быть и речи, чтоб ей забивали голову идеями пострижения в монастырь и отречения. Ей нужно либо нанять частную учительницу, либо посещать несколько раз в неделю хорошую школу! К тому же я не уверен, что в этом есть большая необходимость. Надо, чтобы она умела содержать дом, управляться со слугами и вращаться в салонах, и этого для ее воспитания будет абсолютно достаточно.

Альбина должна была все это принять независимо от собственного желания, держать подальше от себя, и как можно дольше, свою дочь, которая, взрослея, мешала ей внушать многочисленным вздыхателям, что ей по-прежнему двадцать пять лет. Мелани, которую вовсе не прельщала жизнь в пансионе, была очень признательна за это своему деду. Атмосфера, которая царила у мадемуазель Дезир, была, может быть, наполнена некоторой чванливостью, и здесь большое место уделялось религиозному воспитанию, но, по крайней мере, не нужно было жить постоянно бок о бок с девицами не очень развитыми в интеллектуальном отношении, любящими, например, лепить песочные пирожки или играть, надев на себя платья с английской вышивкой и шляпку из такой же ткани, в крокет, в серсо или диаболо. И при этом они надевали еще черные чулки и лакированные ботинки. Мелани глубоко презирала эти пустые игры с тех пор, как дорогой дядя Юбер научил ее плавать, ездить верхом и даже – божественное удовольствие среди всех прочих! – управлять маленьким парусником. Именно он тайно включил в ее детскую, невинную библиотеку такие книги, как «Три мушкетера» и даже – что было верхом смелости! – «Королеву Марго». Фенимор Купер был ее последней находкой, и Мелани зачитывалась им, в то время как Фройлейн, закрывшись в своей комнате, посвящала свободное время важной переписке, которую вела со своей семьей, проживающей в Майнце, и особенно со своим женихом, блестящим «приват-доцентом» Хайдельбергского университета, чью фотографию, где он был представлен весьма бравым молодым человеком, она тайком показала своей ученице. «Сокровище» Фройлейн было представлено на этой фотографии в мундире со шнуровкой, с выпяченной грудью, на лице его красовались два или три шрама Сидело «сокровище», опершись обеими руками о рукоять сабли, наголо постриженным, с пышными усами, а на самой макушке была надета смешная шапка, похожая на коробку сыра «Камамбер». Голубой лентой был прикреплен к этой фотографии высушенный букетик незабудок, и, когда Фройлейн рассматривала этот милый образ, у нее появлялись слезы на глазах. Она очень надеялась, что ее ученица очень скоро выйдет замуж, а она вернется к себе домой и сможет, в свою очередь, сочетаться законным браком с суженым.

Мелани была очень далека сейчас от любовных переживаний Фройлейн, от легкомысленных эгоистических увлечений своей матери и гнева «дорогого дедушки», она сидела, укутавшись шалью Розы, и смотрела, как проходил бал у миссис Юг-Алле. Она себя чувствовала очень спокойно, потому что ее мать на нем не присутствовала: Альбина предпочла пойти на прием к губернатору острова Джерси и отправилась туда на яхте своего друга англичанина. Поэтому никто не побеспокоит юную особу, сидящую на этом большом кедре.

В этот момент все приглашенные расселись на небольших позолоченных стульях, расставленных в одном из салонов с большим пианино, стоящим, как в застекленной бухте, в которой было много пышной зелени, все это напоминало Мелани зимний сад ее деда. Худой человек во фраке уселся на табурет, отрегулировав предварительно его высоту, и почти тотчас же появился встреченный горячими аплодисментами полный мужчина с крупным лицом, на котором выделялись впечатляющие усы, разрезающие как бы надвое это лицо; великий Карузо собирался петь.

Он начал с известной арии из оперы «Марта» немецкого композитора из Мекленбурга Фридриха фон Флотова, который был в большой моде вот уже полвека. Музыка оперы была приятной, легкой, впрочем, и знаменитый голос, из-под густой листвы освещенного парка, придавал ей сказочное очарование, к которому была чувствительна юная особа, хотя она не любила ходить в оперу, куда мать должна была ее водить время от времени по приказу деда. Балет же Мелани любила, но не выносила туалеты, в которые ее наряжали, так как они предназначались скорее для маленькой девочки, чем для нее, потому что она была почти такого же роста, как ее мать Альбина. Кроме того, она считала очень скучным то, что происходило на сцене, если ситуация не была в высшей степени комичной. Разве вас могли тронуть переживания какой-нибудь Изольды, которая весила сто килограммов, или вы могли сгорать от страсти к герою, если арию исполнял певец, выпирающий живот которого доказывал, что он затянут в корсет? В опере умирающие всегда пели громче всех. А когда опасность была самой большой, вместо того чтобы убегать со всех ног, тут-то и начиналась дискуссия; иногда даже в этот момент усаживались на стулья…

Самое ужасное произошло однажды вечером, совсем недавно, когда Альбина, выйдя из себя, вынуждена была увезти свою дочь из театра, потому что девочка не могла совладать с собой и перестать смеяться. Давали «Сигура» Рейера, произведение, которое было написано под сильным влиянием знаменитой «Тетралогии» Рихарда Вагнера. В тот момент, когда король Гюнтер величественно возглашал:

Я рейнский принц, король Бургундов,

Все мне подвластно здесь,

И эти пашни плодородны.

Чьи земля оросили

Воды реки германской полноводной.

Для них закон один – мой скипетр железный…

Мелани вдруг увидела одного из стражников этого варварского короля, довольно низкорослого человека, на котором была каска с такими большими рогами, что голова его, казалось, находилась где-то посредине всей его несуразной фигуры. Весь вид его был уже достаточно смешным, но злополучные рога довершили дело: они слегка раскачивались по очереди, потому что были плохо закреплены, рога приходили в движение, как только их владелец передвигался. А он должен был много двигаться, так как в его обязанность входило следить за безопасностью короля сзади. И тут-то произошло непоправимое: Мелани разразилась громким смехом, тем истерическим смехом, который невозможно ничем остановить, даже пощечиной, которую ей дала Альбина, как только они очутились в коридоре лож: