Наследница - Натали де Рамон Страница 4

У всех женщин были мужья, например, у моей мамы – мой папа, с которым они жили в Марселе, а у бабушки не было дедушки, и я старалась изо всех сил, подыскивая дедушку среди ее клиентов, но у тех вечно оказывались в наличии жены или хотя бы невесты. А бабушка старалась помешать мне разговаривать с клиентами. Удавалось ей это далеко не всегда, но отругала она меня за «приставание к клиентам» один-единственный раз. За беседу с высоким мужчиной, у которого были очки, борода и именно такой перстень! Перстень с камнем, расположенным широкой стороной не вдоль пальца, как обычно бывает, а поперек! Но главным моим аргументом были, конечно, борода и очки.

– Ну и что? – возражала бабушка. – Он мне в сыновья годится. Ты ставишь меня в идиотское положение! И вообще, у него есть невеста. Это она подарила ему перстень.

– Неправда! Нет у него невесты! Он мне сам сказал. И невесты никогда никому не дарят перстни. Это женихи им дарят. Это все знают. А еще он мне сказал, что ты – классная!

Бабушка поцеловала пробор на моей голове – у меня было тогда два хвостика – и пообещала каждый день покупать мне мороженое, если я больше никогда не буду приставать к клиентам.

– Не надо мне мороженого! Я хочу дедушку с бородой и перстнем!

Она не смогла сторговаться со мной даже на велосипеде…

Я осторожно покосилась на Вариабля. Он почувствовал и ответил мне хорошей улыбкой.

– Простите, мадемуазель Брэбьи, но мне думается, что вам не стоит сегодня спешить к нотариусу. – Он повернул руку и показал мне циферблат часов. Перстень блеснул так, что я даже не поняла расположения стрелок. – По времени, безусловно, он еще в конторе. Но, полагаю, что вам самой, мадемуазель Брэбьи, не захочется составить у мэтра Анкомбра неправильное о себе представление, появившись перед ним… э-э-э… простите… в грязной обуви.

Он так смущенно и ласково показал глазами на мое отражение в стекле кара, что я рассмеялась. За стеклянной стенкой кара уже совсем рядом был «замок»; мы объезжали по кругу фонтан. Скульптуру скрывала дощатая будочка.

– Скажите, мсье Вариабль, а как выглядит фонтан? Что изображает фигура?

– Прекрасную даму верхом на коне. Скульптура называется «Леди Годива» [2]. Вот мы и приехали, мадемуазель Брэбьи.

Старик вышел из кара, раскрыл зонт и помог мне выбраться прямо под его защиту.

– Все в порядке? – спешиваясь, спросил Сале.

– Надеюсь, – сказала я.

– Мсье Вариабль, а кому отдать коня?

– Да просто оставьте его здесь, мсье Сале. Он сам доберется до конюшни. – Вариабль погладил Блэка по морде и сказал ему: – Иди-иди, старина, хватит, набегался. Погода уж больно плохая сегодня. – Конь очень сознательно пофыркал, словно все понял. – Только повод закрепите, мсье Сале, чтобы не попал ему под ноги.

– Уже закрепил, – сказал Сале.

Конь опять посмотрел на Вариабля.

– Ну иди, иди уже, старина.

Конь опять что-то сознательно профыркал в ответ, мотнул головой, развернулся и целеустремленно затрусил куда-то.

– Потрясающе, – сказала я, провожая Блэка взглядом. – Неужели он действительно сам найдет конюшню?

Вариабль кивнул с улыбкой.

– Безусловно. Добро пожаловать, мадемуазель Брэбьи. – И жестом пригласил меня к ступеням входа.

Двери распахнулись, и на пороге, освещенная сзади, возникла девушка в белом крахмальном передничке и с кружевной наколкой на сложной прическе. Скромно шагнула назад, пропуская нас. Закрыла двери. Высокая, красивая, изящная, как модель.

В очень светлом холле было очень светло, очень тепло и очень уютно. Камин светло-серого мрамора с инкрустацией из цветного стекла приветливо улыбался своей огненной пастью. На старинных креслах были элегантные чехлы из молочно-кремового шелка с некрупным зеленоватым рисунком. Над камином висела светлая жизнерадостная импрессионистская картина. И я совершенно не удивилась, что на ней лошади.

– Полное ощущение, что я попала именно в ту эпоху, – я указала на картину, – когда люди и лошади еще понимали друг друга.

– Но лошади уже не боялись машин, – очень по-свойски продолжил Сале.

Вариабль довольно улыбнулся и, поправив очки, представил мне красивую девушку в передничке:

– Мадемуазель де Ласмар, это Моник.

Голубоватый камень в перстне блеснул, а девушка как будто пропела:

– Счастлива видеть вас, миледи. – И сделала реверанс. – Всегда к вашим услугам.

Внезапно раздались позывные моего мобильника. Я скользнула взглядом вокруг и обнаружила на одном из кресел свои сумки, а Моник с реверансом уже подавала мне мою дамскую сумочку.