Испанский любовник - Джоанна Троллоп Страница 4

Лиззи гордилась сестрой. По просьбе Фрэнсис она приехала в Лондон и спланировала оформление офиса на первом этаже, покрыв пол паласом цвета водорослей, а стены – впечатляющими фото: хлеб и вино на кованном железом столе в лоджии, с виднеющимся вдали городом на холме; беременная Дева Мария в кладбищенской часовне в Монтерки работы Пьеро; красивая современная девушка, идущая по средневековой итальянской улочке. Они установили итальянскую кофеварку и маленький холодильник, где хранили зеленоватые бутылки „фраскати", которым угощали клиентов.

Фрэнсис сказала тогда сестре:

– Вот видишь, я же говорила, что это никоим образом не изменит наши отношения! Говорила ведь я тебе!

– Я боялась этого, – ответила Лиззи.

– Я понимаю.

– Мне сейчас очень стыдно. Это было так эгоистично, но я не могла ничего с собой поделать.

– Да, я все понимаю.

– А теперь я испытываю чувство гордости за тебя. У тебя здесь прекрасно. Как с заказами?

– Хорошо.

Это, думала теперь Лиззи, был единственный сбой, единственный случай, когда их с Фрэнсис параллельное движение по жизни оказалось нарушенным. Оглядываясь назад, Лиззи испытывала не только чувство стыда за свою неспособность тогда проявить великодушие, но и недоумение. Чего она боялась? Зная Фрэнсис так, как знала она, чего было опасаться в этом человеке, который являлся частью ее самой, настолько похожим на нее, настолько близким ей по своей природе? Фрэнсис, в конце концов, была самым бескорыстным человеком на свете. У Лиззи вдруг мелькнула мысль: „А не завидовала ли я?" Завидовала ли она когда-нибудь поездкам Фрэнсис в Италию, когда сама она почти все время проводила в Ленгуорте, ухаживая за заболевшим корью Сэмом, сопровождая Алистера на урони музыки, просиживая с Робертом до глубокой ночи над счетами „Галереи"? Не возникало ли у нее желания, пусть даже в минуту усталости и отчаяния, поменять по своей воле такую жизнь, до предела заполненную хлопотами и семейными заботами, на свободу, одинокую свободу Фрэнсис? „А Фрэнсис, вне всякого сомнения, одинока", – подумала Лиззи, со вздохом садясь за кухонный стол и пододвигая к себе один из бесчисленных блокнотов, чтобы составить рождественское меню.

Одна экзальтированная дама из числа клиентов „Галереи", которая настойчиво набивалась Лиззи в подруги, подарила ей американскую кулинарную книгу „Хорошая еда для плохих времен". Автором ее была Энид Р. Старберд. Лиззи раскрыла ее, думая о том, что, возможно, найдет там несколько практических советов, которые пригодились бы, чтобы обеспечить едой на четыре праздничных дня компанию из девяти человек: шестерых Мидлтонов, Фрэнсис и родительскую чету Шоров. Вчера вечером Роберт пониженным тоном, каким он обычно сообщал неприятные новости, сказал, что в предрождественский период доходы „Галереи" не только не возросли, как обычно, на двадцать процентов, а, наоборот, на десять упали. Это обстоятельство, правда, не явилось для них полной неожиданностью. В течение года они не раз обсуждали, хотя и с некоторой философской отвлеченностью, вероятность снижения деловой активности. Но вчера вечером это стало для них реальностью.

Лиззи спросила:

– Это означает скромное Рождество?

– Боюсь, что так.

Лиззи опустила взгляд на раскрытую страницу книги миссис Старбёрд. „Никогда не следует забывать, – наставляла та, – о традиционных для юго-запада Франции супах с капустой. Свиную головизну, этот необходимый для них ингредиент, не так уж трудно найти в магазинах". Лиззи громко захлопнула книгу, чтобы избавиться от видения с укором взирающей на нее свиной головы. Она взяла блокнот и быстро написала: „Сосиски, разбрызгиватель с желтой краской, сушеные каштаны, что-нибудь для подарочных чулков, консервы для кота, пластыри, большая банка начинки из изюма и сахара, недорогие марки, взять платье из химчистки, грецкие орехи". Она остановилась, оторвала листок и продолжила на другом: „Подготовить кровати для гостей, закончить упаковку подарков, положить торт в холодильник, сделать начинку, проверить пирог с мясом (достаточно?), напомнить Робу о вине, начистить серебро (Алистер), пропылесосить гостиную (Сэм), собрать листья плюща и дуба (Гарриет и Дэйви), украсить елку (все), сделать гирлянду для входной двери (я), приготовить грог для сотрудников „Галереи" (тоже я), вылизать весь дом сверху донизу до приезда мамы (я, я, я)". И в конце сделала приписку: „Помогите! Помогите! Помогите!".

Кухонная дверь тихонько отворилась. Вошел Дэйви. За завтраком он был нормально одет, а теперь на нем остались только носки, трусы и игрушечная полицейская каска. Вид у него был виноватый. Он подошел к Лиззи и прислонился к ее коленке. Она дотронулась до него и сказала:

– Ты же ледяной! Что ты делал?

– Ничего, – ответил он, точь-в-точь как Сэм.

– Где же тогда твоя одежда?

– В ванной.

– В ванной?

– Ну, понимаешь, надо было ее простирнуть, – доверчиво пояснил Дэйви.

– Но утром одежда была абсолютно чистой…

– Видишь ли, она немного испачкалась пастой, – задумчиво протянул он.

– Какой пастой?

– Зубной. После рисования зубной пастой… Лиззи поднялась.

– Где Сэм?

– Пришел Пимлот. Сейчас Пимлот и Сэм строят лагерь супермена…

– Пимлот?

Пимлот был лучшим другом Сэма. Хилый, бледный мальчик с зоркими глазами и изворотливым характером.

– А где они строят лагерь?

– Все нормально, – ответил Дэйви, опуская каску на лицо, так что виден остался только его подбородок. – Ну-у, не в твоей комнате, всего лишь в свободной…

Лиззи выскочила из кухни и понеслась вверх по лестнице. Красные ленточки, уже спутанные, валялись на ступеньках, перила были голые.

– Сэм! – крикнула она.

Откуда-то доносились глухие удары, похожие на звуки дорожных машин.

– Сэм! – возопила Лиззи. Она распахнула дверь спальни для гостей. На полу валялись простыни и наволочки, а на кроватях, прекрасных старинных бронзовых кроватях, подходящее белье для которых Лиззи подбирала с таким трудом, пыхтя как паровозы, прыгали Сэм и Пимлот.

– Сэм! – прорычала Лиззи.

Он так и застыл в воздухе и упал на кровать, словно тонкая жердочка. Пимлот же попросту исчез, шмыгнув куда-то.

– Что же ты делаешь? – кричала Лиззи. – Я тебе дала поручение, ты его не выполнил. Я сказала, чтобы Пимлота сегодня здесь не было, по крайней мере, пока ты не выполнишь то, что я просила тебя сделать, эта комната должна быть приготовлена для бабушки и дедушки, у меня еще тысяча дел, а ты, непослушный, глупый, неумный мальчишка…

Сэм съежился в комок.

– Ну, извини…

– Мама, – позвал голос сзади.

Лиззи не дыша обернулась. У двери стоял Алистер с тюбиком клея в одной руке и моделью самолета из серой пластмассы в другой. На одном из стекол его очков тянулся какой-то беловатый след.