На исходе февраля - Александра Миронова Страница 4

Засеменила к калитке, на ходу доставая из кармана телефон — один пропущенный от Киры. Марина набрала дочь и, стараясь дышать ровно, выслушала, что та уже закончила тренировку и ждет занятий. Пожелав дочери хорошего дня, Марина потрусила к автобусной остановке, пытаясь восстановить дыхание. Руки зудели немилосердно, кожа снова покраснела, и на ней появилось несколько волдырей. Надо будет снова к Валентине забежать — она поможет. Возможно, еще раз поговорит со своим дерматологом и раздобудет какое-нибудь средство посильнее?

Стараясь не обращать внимание на все нарастающий зуд, Марина села в подошедший вовремя автобус и отправилась на основную работу.

⁂

Утро. В супермаркете традиционно пусто, бродит лишь несколько пенсионеров и молодых мамочек с детьми. Марина бросила быстрый натренированный взгляд на фрукты и овощи и то, что предлагалось сегодня по акции. Помидоры краснодарские и яблоки «Слава Победителю», отлично, главное — не забыть.

Дружелюбно махнув охраннику Максиму, Марина поторопилась в небольшую подсобку, где персонал переодевался и из которой можно было выйти в курилку. До начала ее смены оставалось пятнадцать минут: успеет поболтать с девчонками и глотнуть немного кофе.

— Марина! — Зоя подошла, как всегда, неслышно и почти прошипела ее имя. Марина вздрогнула и чуть не выронила сумку — что за день такой? Все хотят с ней поговорить.

— Да, Зоечка, — она повернулась к начальнице и искренне улыбнулась.

У Зои была непростая жизнь: больная мать и ребенок-инвалид. В отличие от остального персонала Марина относилась к ней с пониманием и не судила за резкие вспышки гнева и придирки. И не сплетничала за ее спиной. Наверное, Зоя это чувствовала (знать наверняка она не могла: в курилку она никогда не ходила, понимая, что ей там не обрадуются), поэтому к Марине она относилась более снисходительно, чем к другим. Хотя критикой не обделяла.

— Марина, вчера на тебя снова жаловалась клиентка, ты слишком долго обслуживаешь людей и болтаешь во время работы.

— Знаю-знаю, — тяжело вздохнула Марина, снимая пуховик и свитер и открывая шкафчик, в котором хранилась ее униформа.

— Конечно, знаешь, — не удержавшись, фыркнула Зоя, — ведь я тебе уже тысячу раз об этом говорила.

— Зоечка, все знаю, но ничего поделать не могу. — Так и не надев униформу, Марина повернулась к начальнице и уставилась ей в глаза. Говорила честно, как обычно. Только так можно было достучаться до людей.

— Он же совсем одинокий, слова молвить не с кем, приходит сюда, чтобы пообщаться!

— Если так будет продолжаться, я буду вынуждена лишить тебя премии, — бесцеремонно перебила Зоя подчиненную, стараясь не пропускать через себя ее аргументы.

В глубине души она тоже была жалостливой и тоже сочувствовала одинокому старику в побитом молью пальто, приходившему в их магазин каждый день, чтобы немного поболтать с кассиром. Но она не могла позволить себе жалость, ведь в ее случае она измерялась в денежном эквиваленте. А для нее каждая копейка могла стать вопросом жизни и смерти.

Марина ничего не ответила, молча повернулась к шкафчику и достала униформу.

— Марина, — неожиданно промямлила Зоя в несвойственной ей оправдательной манере, — я ведь не хочу тебя денег лишать, я в курсе всего, но что делать, такие правила.

— Я знаю, Зоечка, и не сержусь, — натянув униформу, Марина снова повернулась к начальнице и улыбнулась.

Та несколько минут поколебалась, думая добавить еще что-то к уже сказанному, но затем молча вышла, а Марина, выскочив в курилку, где быстренько выкурила одолженную сигарету и перекинулась парой слов с коллегами, начавшими охать и ахать над ее раскрасневшимися руками, отправилась на рабочее место.

Проверила крошечные шпаргалки с номерами товаров без штрих-кода, поправила бумажку с датой рождения, от которой отсчитывается возраст тех, кому можно продавать алкоголь с сигаретами, и извечный призыв «ПРОВЕРЬ ДОКУМЕНТЫ», который Зоя лично раздала каждому кассиру, хотя Марина в этом напоминании и не нуждалась. Она была самым «старым» сотрудником, можно сказать, мастодонтом. Обычно люди здесь надолго не задерживались: уж слишком нервной была работа. А те, кто был достаточно стрессоустойчив и настойчив, вроде Зои, начинали двигаться дальше.

Но Марине продвигаться по службе мешал характер. Вздохнув, она улыбнулась самой себе в крошечное зеркальце, прикрепленное с ее стороны кассы. Время от времени она кидала в него взгляд, чтобы удостовериться в том, что выражение ее лица приветливо и она не забыла про улыбку.

День покатился своим чередом. Завернуть в целлофан молочные продукты, чтобы не испачкали другие покупки, перепроверить ценники за ребятами из мясного и рыбного (иногда путают название товара), пересчитать пирожки и булочки за кондитеркой, спросить паспорт у подозрительно юных покупателей с бутылкой алкогольного напитка (при этом не перепутать коктейль и энергетик).

Снова спросить паспорт, но в этот раз у измученных жизнью женщин средних лет и заметить, как вспыхивают щеки и радостно зажигаются глаза.

И приготовиться ждать клиента, по чьей вине она в этом месяце останется без премии. По Петру Никаноровичу можно было сверять часы. Ровно в полдень пожилой мужчина в потрепанной жизнью и временем одежде появлялся в супермаркете. Брал традиционную бутылку свежего кефира, сладкий творожок, буханку хлеба и немного сыра. Раз в несколько дней разбавлял экономный набор упаковкой сметаны и куриной грудкой. Марина сочувствовала старику — на пенсию не разбежишься — и неизменно пробивала для него по социальной карте скидку «раннего покупателя», хотя та как раз в полдень и заканчивалась. Марина подозревала, что Зоя догадывается о ее мелком нарушении, но молчит, за что была благодарна.

Петр Никанорович, сколько Марина его помнила, всегда выглядел изможденно: запавшие щеки в синеватых прожилках, которые не скрывала даже седая щетина; ввалившиеся глазницы, из которых он взирал на мир пугающе черными глазами; глубокие морщины, прорезающие лоб словно пиратские шрамы. Старик был похож на человека, резко сбросившего вес и так не вернувшегося в форму. Марина всегда старалась вручить ему листовку с предстоящими акциями и рассказать о том, что выгодно купить именно сегодня, но, казалось, Петра Никаноровича совсем не тревожила еда и все мирское. Единственное, в чем он нуждался, был внимательный слушатель. Каждый день он рассказывал Марине одну и ту же историю. Историю, которую она слышала уже тысячу раз.

— Здравствуйте, Мариночка, как ваши дела? — откашлявшись, традиционно поинтересовался Петр Никанорович, подходя к кассе, чтобы оплатить свои нехитрые приобретения.

Одетый в зимнее пальто, уже давно зиявшее прорехами и утратившее свой первоначальный цвет, выглядел старик устрашающе. Пожалуй, единственное, что не давало спутать его с маргиналом, были чистота и отсутствие запаха. Старик был очень аккуратен и не вызывал чувства брезгливости.

— Все хорошо, Петр Никанорович, — бодро отрапортовала Марина, бросая встревоженный взгляд за спину постоянного покупателя.