Дикий горный тимьян - Розамунда Пилчер Страница 4

— Ну вот, он признал вас другом.

Она принесла еще одну тарелку и села во главе стола.

— Он очень доброжелательный мальчик.

— А что он делает весь день?

— Играет, спит, днем гуляет в прогулочной коляске. Обычно его вывозит на прогулку миссис Арчер, но сегодня это сделаю я.

— Он любит смотреть картинки в книжках или еще что-нибудь?

— Да, любит, только иногда рвет их.

— А игрушки у него есть?

— А как же. Ему нравятся маленькие машинки и кубики. Вот мягкие игрушки, зайчиков и мишек, к примеру, он не любит. Я думаю, ему не нравится плюш, из которого они сделаны. Понимаете?

Оливер занялся пастушьей запеканкой, которая оказалась горячей и очень вкусной.

— А вы умеете обращаться с маленькими детьми? — спросил он.

— Дома в Швеции у меня есть младшие братья и сестры.

— А Томас вам нравится?

— Да, он славный малыш. — Она подмигнула Томасу: — Томас, ты ведь славный мальчик, да? Он почти никогда не плачет, как некоторые капризули.

— Наверное, ему скучно оттого, что его растят бабушка с дедушкой?

— Он еще слишком мал, чтобы знать, скучно ему или нет.

— Ну, а когда он вырастет?

— Конечно, когда ребенок предоставлен сам себе, ему скучно. Но в Вудбридже есть и другие дети. Он заведет себе друзей.

— А вы обзавелись друзьями?

— Здесь есть еще одна девушка, которая, как и я, приехала сюда изучать язык и помогает по хозяйству за стол и квартиру. Мы вместе ходим на курсы.

— А друг у вас есть?

Она улыбнулась так, что на щеках обозначились ямочки.

— Мой друг остался дома, в Швеции.

— Он, должно быть, скучает без вас.

— Мы пишем друг другу. И потом, это ведь только на полгода. Через шесть месяцев я вернусь в Швецию.

— А как же Томас?

— Я думаю, миссис Арчер подыщет другую девушку вроде меня. Хотите еще запеканки?

Обед продолжался. На десерт девушка предложила фрукты, йогурт и сыр. Томас ел йогурт. Оливер очистил апельсин. Хельга, стоя у плиты, варила кофе.

— Вы живете в Лондоне?

— Да. У меня квартира на первом этаже недалеко от Фулем-Роуд.

— И вы сейчас туда поедете?

— Да. Я неделю провел в Бристоле.

— Вы там отдыхали?

— Ну, кто же ездит отдыхать в Бристоль в феврале? Нет, конечно. Я ездил внести кое-какую правку в мою пьесу, которую ставит театр «Фортуна». Актеры жаловались, что некоторые реплики трудно произносить, язык сломать можно.

— Так вы писатель?

Она широко раскрыла глаза.

— Вы сочиняете пьесы? И их ставят в театре? Вы, наверное, хороший писатель.

— Хотелось бы так думать.

Он клал в рот дольки апельсина. Их вкус и горьковатый запах кожуры напомнил ему об Испании.

— Но главное, что думают другие. Критики и люди, которые платят за то, чтобы побывать в театре.

— А как называется ваша пьеса?

— «Гнутый пенс». Но не спрашивайте меня, о чем она, потому что слишком долго рассказывать.

— Мой друг тоже пишет. Он пишет статьи по психологии для университетского журнала.

— Они наверняка безумно интересны.

— Но это ведь совсем не то, что писать пьесы.

— Не совсем то, конечно.

Томас съел йогурт, и Хельга вытерла ему рот, сняла нагрудник и вынула мальчика из детского стульчика. Он подошел к Оливеру и, чтобы удержать равновесие, оперся руками о его колено. Сквозь поношенные джинсы Оливер ощутил тепло маленьких крепких пальчиков. Томас с любопытством поднял на Оливера глаза и улыбнулся, отчего обнажились ровные белые зубки, а на щеках появились ямочки. Он протянул руку, чтобы потрогать бородку Оливера, который слегка пригнулся, чтобы малыш мог до нее достать. Томас засмеялся. Оливер поднял его и усадил на колено. Он ощутил себя сильным и преисполненным душевного тепла.

Хельга была очень рада всем этим знакам дружеского расположения.

— Ну вот, вы и подружились. Если бы у меня была здесь книжка, вы бы показали ему картинки, пока я соберу посуду и сложу ее в посудомоечную машину. Потом мы пойдем с ним гулять.

Оливер уже решил про себя, что ему пора уходить, но сказал: «Хорошо», и Хельга пошла искать книжку, оставив его наедине с Томасом.

Томасу очень понравилась борода Оливера. Тот поднял малыша и поставил к себе на колени, так что его глаза оказались вровень с глазами Томаса. Мальчик теребил бороду, а Оливер притворно вскрикивал. Томас заливался смехом. Он было снова потянул бороду, но Оливер поймал его руку и удержал в своей.

— Ах ты, разбойник, больно же!

Томас внимательно посмотрел ему в глаза.

— А ты знаешь, кто я? — тихо спросил Оливер, и Томас снова залился смехом, как будто этот вопрос был самой смешной шуткой.

Хельга вернулась с книжкой и положила ее на стол. Книжка была большая, в яркой глянцевой обложке, с картинками, на которых были нарисованы домашние животные. Оливер открыл ее наугад, а Томас уселся к нему на колени и, навалившись грудью на стол, стал рассматривать картинки. Пока Хельга убирала тарелки и выскребала сковороду от остатков пастушьей запеканки, Оливер переворачивал страницы и называл нарисованных животных и прочие предметы, показывал на дом, калитку, дерево и копну сена. Когда они открыли картинку, где была нарисована собака, Томас залаял, а когда увидел корову, то замычал. Все было очень весело и забавно.

Потом пришла Хельга и сказала, что пора им с Томасом идти одеваться для прогулки. Она забрала Томаса и унесла наверх. Оливер остался сидеть в кухне, ожидая их прихода. Он смотрел на идеально прибранную кухню, на идеально ухоженный сад за окном и думал о том, что скоро Хельга уедет и на смену ей приедет другая девушка, тоже на полгода, и так до тех пор, пока Томасу не исполнится восемь лет. Тогда его отправят в какую-нибудь престижную, но, скорее всего, бесполезную подготовительную школу. Он представил, как его сына запустят в конвейер традиционного обучения, где он научится заводить нужных друзей, играть в нужные игры и — Боже сохрани! — никогда не ставить под сомнение необходимость лишенных смысла традиций.

Оливеру посчастливилось этого избежать. В семнадцать лет ему удалось разорвать путы и вырваться на свободу только потому, что у него было непреодолимое желание писать и безудержное, неукротимое стремление идти своим путем.

А как сложится жизнь Томаса?

Вопрос беспокоил Оливера, но он постарался отринуть его как чисто гипотетический. Его совершенно не касается, в какую школу пойдет Томас. Какое ему дело? Он закурил сигарету от нечего делать и снова открыл книжку Томаса. На чистом листе в начале книги аккуратным почерком миссис Арчер было написано черными чернилами: