Мой бывший враг - Дарья Вознесенская Страница 4

Я прячусь в туалете на первом этаже и подставляю под теплую воду дрожащие пальцы.

Когда я успела так промерзнуть? Или это расходится от моментально заледеневшего сердца иней?

Мысли мечутся и меня терзают самые разные желания — от порыва позвать отца и рассказать ему, кто такой на самом деле Илья Каримов, до потребности сбежать из этого дома и не возвращаться никогда.

Сколько прошло времени с момента нашей прошлой встречи? Больше трех лет. И эти годы я пытаюсь забыть все, что связано с Каримовым. И, как показывает сегодняшний вечер, безуспешно.

Есть выражение такое: «не отболело». Так вот у меня все еще болит так, что и секунда без этой боли была целой жизнью.

Смотрю на себя в зеркало, щиплю бледные щеки и, вздохнув, надеваю маску спокойствия. Меня застали врасплох, но я больше не слабачка. И к отцу жаловаться не пойду. Я не знаю их отношений, я не знаю, по какому такому указанию из Ада все это происходит, но я точно не хочу сейчас вскрывать собственные раны перед всеми этими людьми.

И ворошить то, что давно должно быть погребено под толстым слоем пепла.

— Еще раз прошу прощения, — спокойно улыбаюсь присутствующим, когда захожу в столовую. И даже не морщусь, когда выясняю, что единственный свободный стул — по правую руку от отца, напротив Каримова.

Оживленный разговор с моим появлением не прекращается, как и подача блюд. Без всякого аппетита я начинаю жевать траву, которую здесь называют закуской, и без всякого интереса пытаюсь вникнуть в суть обсуждения. Не ради того, чтобы участвовать в них — лишь создать видимость присутствия. И я вполне с этим справляюсь — смотрю в тарелку, подношу приборы ко рту, жую, периодически улыбаюсь — пока меня не настигает вопрос-подача:

— Мы все о делах да о делах, наверняка наскучили уже своими рассуждениями, раз дочь у тебя молчит. Или она всегда такая молчаливая, Саш?

Каримов даже не ко мне обращается.

И мне хочется воткнуть в него вилку.

Но я только отрываюсь от блюда и говорю совершенно спокойно, причем, также обращаясь к отцу:

— Молчание женщины всегда считалось её плюсом, разве нет?

Тщательно скрытую насмешку различают не все. Но отец хмыкает, а вот Денис, сидящий рядом со мной, неуместно бросается на мою защиту.

— Майя просто устала, а вообще она с удовольствием обсуждает интересные темы.

— Вот как. И где вы так устали… Майя?

Да-а, воткнуть и провернуть несколько раз.

Я улыбаюсь уголками губ и, глядя сквозь Каримова, отвечаю с почти святой безмятежностью:

— Денис немного преувеличивает — хотя рабочий день и правда был насыщенный. Просто я предпочитаю не лезть в то, в чем не разбираюсь.

Взгляду сквозь я, кстати, у него научилась. Но ему об этом знать не обязательно.

— А работаете вы…

Многозначительная пауза, которую я не собираюсь заполнять. Окружающие заняты собой и своими беседами, потому, уверена, мой демарш должен пройти незамеченным. Мстительно долго я поднимаю почти нетронутый бокал с вином и отпиваю из него маленький глоток, явно давая понять, что мне дальнейшее общение не интересно.

— Она — личный помощник руководителя, — снова вмешивается Денис.

Вот уж кто не упустил мою паузу.

Мысленно морщусь. Порой у меня возникает ощущение, что за любезностью моего парня — желание выслужиться. И я не терплю украшательства:

— Я — секретарь, — получается почти резко.

— Секретарь?

Тон Каримова вынуждает меня резко поднять подбородок, и я… тут же оказываюсь в плену его взгляда.

Черт.

Только он может так смотреть. Нет, по его лицу ничего не возможно прочесть, но когда Илья Каримов смотрит в упор, то возникает ощущение, что он заглядывает в душу, достает оттуда самые потаенные струны и начинает играть на них нужную ему мелодию, чтобы крысой заставить плясать на потеху публики.

Или убраться из города прочь.

У него худощавое лицо с выступающими скулами и четко вылепленными губами, высокий лоб и нос с горбинкой. Лицо, которое по настроению может выглядеть хищным и даже неприятным, но если он захочет — настолько привлекательным, что любая дурочка готова влюбиться.

— Не всем владеть компаниями к этому возрасту, — пожимаю плечами.

— Ой, когда мне двадцать четыре было, я даже постоянной работы не имел, — машет рукой отец, и я вздрагиваю, соскакивая с иглы немигающего взгляда.

А в двадцать пять у тебя уже родилась дочь.

Но этого я, понятно, не говорю. Хотя думаю… еще одна мысль, которая не дает мне покоя.

Кажется, отец вспоминает о том же. И переводит разговор на совершенно другую тему, а я, пока никто не видит, выдыхаю. И начинаю методично уничтожать поставленное передо мной горячее, почти не чувствуя вкуса.

Все проходит почти хорошо, пока ужин не заканчиваются, и Ирина не объявляет:

— Что ж, дадим нашим мужчинам возможность выпить кофе и крепкие напитки.

Я и забыла про эту идиотскую традицию, которой совсем не место в нашем обществе. Как-то я пошутила, что осталось еще «файф о-клок» ввести, и меня тогда не поняли… потому что неработающая жена моего отца действительно периодически собирала подруг на пятичасовые чаепития. Но Денис всегда с восторгом относится к «мужским» посиделкам и точно не поймет меня, если я начну настаивать на отъезде именно сейчас.