Другая Вера - Мария Метлицкая Страница 4

* * *

Свою встречу с Верой, их совпадение и все их дальнейшие совместные годы Стрельцов искренне считал огромным подарком судьбы. Жизнь его потрепала – ну а кого она пожалела? Но ведь важен итог, вернее, поздний, последний, жизненный этап. Третий возраст, как кто-то красиво сказал. И здесь судьба его щедро одарила.

Все у них было складно, ладно: и понимание с полувзгляда, когда и полуслова не нужно, и взаимная нежность, не иссякшая за долгие годы. И притяжение друг к другу – да, да, именно притяжение, то самое, личное, глубоко интимное, многими ровесниками давно позабытое. А у них было. Пусть не так ярко, как в молодости, пусть не так откровенно нетерпеливо, но было же. Было! И этот так называемый супружеский долг они оба исполняли с удовольствием и все еще с трепетом.

Женой Стрельцов гордился – не просто обожал и боготворил ее, а именно гордился. То, что его Верочка красавица, обсуждению не подлежало. И это не зашоренный субъективный взгляд влюбленного мужа – нет и нет! Вера Андреевна была и вправду красавицей – высокая, крутобедрая, длинношеяя, со стройными, чуть полноватыми красивыми ногами и пышной, высокой грудью, не испорченной, как ни странно, ни грудным вскармливанием, ни возрастом.

У его Веруши были по-прежнему роскошные, густые, чуть волнистые волосы, когда-то давно, в молодости, дивного золотистого цвета спелой пшеницы, белоснежная кожа, темные – чудеса! – брови и синие, с фиалковым отливом глаза, чуть вздернутый, правильный нос и пухлый, яркий рот.

А еще она отличалась замечательным, утонченным вкусом и острым чутьем на прекрасное. Одевалась Вера безупречно. Даже в зрелости умела найти тонкую грань и не перейти на скучные строгие «пожилые» наряды, вроде тоскливых костюмов с лацканами или унылых платьев. Могла даже и похулиганить – например, на пикник надеть молодежные джинсы с лохматыми дырками и яркие оранжевые кроссовки. Шли ей и вечерние платья, и узкие черные брючки со строгими, казалось бы скромными, но, безусловно, недешевыми кашемировыми свитерками, и строгие блузы а-ля паж, и цветастые «полуголые» сарафаны с пышными складчатыми юбками, открывающие все еще роскошные, гладкие плечи. И даже в домашнем халатике Верочка была хороша. А уж когда полы халатика нечаянно распахивались и из-под них появлялась круглая, гладкая коленка, Геннадий Павлович замирал, громко сглатывал слюну и старался умерить дрожь в руках.

«Какое счастье, – с восторгом думал он. – Спустя почти тридцать лет меня волнует собственная жена! Моя возлюбленная, моя единственная, моя желанная». Подумать только – за все эти годы он ни разу – ни разу! – не посмотрел с вожделением на другую женщину, хотя женскую красоту всегда отмечал. Но кто мог сравниться с его Верушей?

Иногда, а такое часто бывало, глядя на спящую жену, он думал, что скорее всего было бы куда проще, если бы он меньше ее любил.

Стрельцов знал мужчин, которые вполне спокойно относились к своим половинам. Да что там спокойно – с годами появлялись и легкое пренебрежение, и явная раздражительность, и накопленная усталость. Это нормально, люди устают друг от друга, накапливаются претензии, обиды, возникают конфликты.

Только не у него. Он ни разу не поймал себя на мысли, что ему бы хотелось отдохнуть от жены, свалить, как все мужики, на охоту или рыбалку, пусть без ружей и удочек – просто так, в сугубо мужскую компанию, как говорится, без баб, с суровым мальчишником, расслабиться по полной, посидеть в русской баньке, потом выпить холодной водочки и трепаться, что называется, на пустую, вспоминая яркие эпизоды бурной молодости, по-мальчишески хвастать победами в драках и, конечно, бабами! Не хотелось ни разу! Сколько раз его звали на подобные мероприятия – не перечесть. В элитные клубы со стойким запахом дорогих сигар и элитного коньяка, на рыбалку в глухую деревню. Звали и в бани, что называется, «со всеми делами». Под этим подразумевались роскошные девки, тщательно отобранные. Как-то он там побывал. Нет, смутить его голыми сиськами-задницами было сложно. Но стало так мерзко, что он, сославшись на срочно выдуманную встречу, быстро оттуда свалил.

Ханжой он не был, пуританином тоже. Мужиков он не осуждал.

В молодости Стрельцов и сам погулял, что уж там. Красиво погулял, с заходами и загогулинами. И некрасиво тоже. Но все давно было забыто, как и не было, – память все стерла. Да и вообще – теперь ему казалось, что вся его прошлая жизнь, до Веруши: два дурацких, бестолковых, коротких и несчастливых брака и все многочисленные любовницы, на час или ночь, на месяц или полгода, – мираж, фикция, обман или дурацкий сон.

Ничего этого не было. Лица его женщин, как правило, красивых или просто интересных, слились в одно малоразличаемое, невнятное, тусклое, потертое – кто, как, зачем?

Жизнь его началась с Веруши. До этого была репетиция, черновик.

Его жена была талантлива во всем. А как она готовила, какие у нее получались супы, котлеты и пироги! Как он отъедался в первые годы их брака! Ел много и жадно – бедняк, не приученный к домашнему, не знавший нормальной заботы. Было неловко, а остановиться не мог. Стыдоба. Но Веруша только посмеивалась и, кажется, удивлялась. А он, взрослый, битый жизнью мужик, краснел, как пацан. И еще – очень ждал ночи. Скорее бы! Скорее бы прижать ее к себе, вдохнуть ее неповторимый запах, уткнуться носом в ее волосы, шею. И задохнуться от счастья.

А как его Верочка обставила дом! И дело тут было не в возможностях, поверьте. Кстати, сто лет назад, в другой жизни, в крошечной квартирке с окнами на шумную трассу, у нее тоже было уютно и симпатично: керамические вазочки с веточками багульника, вязаные салфетки, постеры на стенах, милые, уютные занавески. Она не гонялась за брендами – еще чего! Могла купить и за рубль, как говорится. И все ей шло, и все вставало на место – будь то недорогая тарелка на стену, невзрачная с виду вазочка, кружевная скатерка или репродукция.

Да, дом их, любимое имение, Веруша обставила с таким вкусом, что от восхищения замирали даже те, кто кое-что повидал в этой жизни.

Никакой вычурности, никакой демонстрации возможностей, никакой глупой и пошлой яркости не было в их новом загородном доме – все исключительно для жизни, чтобы было удобно хозяевам. Функционально, добротно, ну и, конечно, красиво.

И участок сама распланировала, и никакой ландшафтный дизайнер ей, умнице, не понадобился. И никакие дурацкие новшества в виде фонтанов, горок и вычурных садовых скульптур.

А цветы? Какой она развела цветник! Соседи приходили смотреть на него, как на чудо. Кусты разноцветных пионов – от кипенно-белых и бледно-розовых до темно-малиновых, почти фиолетовых, разноцветной сирени всевозможных сортов – от белой до чернильно-синей. А еще жасмин, огромные, с мужской кулак, садовые ромашки, разноцветные флоксы и пестрые ирисы, стайка робких васильков, полянка ландышей у забора. А поляна из желтых тюльпанов!

Все знакомое с детства, родное и близкое. Открытую веранду, на которой они обожали пить вечерний чай, оплетали густые ветки дикого винограда – по осени невозможных, сказочных цветов: желтого, оранжевого, малинового и бордового. Золотого! А плантация роз всевозможных оттенков, от белых и нежно-кремовых, лимонно-желтых, банальных бордовых и уж совсем чудных и редких, в голубизну.