Невольный обман - Барбара Картленд Страница 39

— Ради бога, что ты делаешь? Любовь моя, радость моя, что ты делаешь?

Теола ахнула, а когда он крепко прижал ее к себе, разрыдалась.

— Они хотят… увезти меня, — всхлипывала она, — я должна… покинуть тебя. Все… бесполезно. Позволь мне умереть! Я не могу… жить… без тебя… и без нашей любви.

Слова ее трудно было разобрать. Теола почувствовала, как он поцеловал ее волосы, а затем услышала тихий растроганный голос:

— Как же можно быть такой глупой? Милая моя жена, как можно верить в такие совершенно абсурдные вещи? Неужели ты всерьез могла вообразить, что я тебя отпущу?

Теола слышала его, но думала, что все это не может быть правдой, пока не подняла к нему лицо. Тогда он стал целовать ее сперва в губы, потом в залитые слезами щеки и, наконец, в глаза.

— Как ты могла хоть на секунду подумать, что я позволю им увезти тебя от меня?

— Дядя С-септимус с-сказал, что этот брак… н-не-действителен, потому что он… не давал своего… с-со-гласия.

— Наш брак не только действителен, — ответил на это Алексис, — но твой дядя дал свое согласие — как бы мало оно ни значило!

Теола так удивилась, что слезы ее высохли, а глаза широко раскрылись от изумления.

— Это… правда? — прошептала она.

— Чистая правда, — заверил ее Алексис. — Но как ты могла поступить так плохо, так ужасно жестоко — пытаться уничтожить себя, когда я так люблю тебя?

— Я… я думала… ты больше… не захочешь меня, — с трудом произнесла Теола.

— Как ты посмела усомниться в моей любви! — возмутился он, стараясь, чтобы его голос звучал сурово.

Но, произнеся эти слова, Алексис вновь поцеловал ее, и она прильнула к нему, с трудом заставляя себя поверить в происходящее.

— Рассказать тебе, что произошло, моя драгоценная? — спросил Алексис. И не успела она ответить, как он воскликнул:

— Зачем ты сняла всю одежду? Почему на тебе ничего нет, кроме этого халатика?

— К-кэтрин… приказала мне… отдать… все, что я… ношу, — объяснила Теола.

Ей было трудно говорить, трудно помнить о чем-либо, кроме слов Алексиса о том, что они всегда будут вместе.

Он посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся.

— Что ж, это очень кстати. Я как раз подумывал, что пора бы устроить сиесту!

Он подхватил ее на руки, отнес на постель и положил на нее.

Потом снял с себя китель, лег рядом, заключил ее в объятия и целовал до тех пор, пока она едва не задохнулась.

— Пожалуйста, — попросила Теола, когда смогла заговорить. — Расскажи мне… что произошло.

— Сначала скажи, что любишь меня, — приказал он.

— Я тебя обожаю! Любовь к тебе так… переполняет меня… так мучит, я знала… что не могу уехать-вернуться в Англию… с дядей.

— Этому не бывать, и, если нам повезет, никто из нас больше никогда его не увидит.

— Он… уехал?

— Он уже на пути в Кевию!

В его голосе звучало удовлетворение, и Теола при двинулась к нему поближе.

— Расскажи мне! Расскажи, как… тебе это удалось.

— По-настоящему благодарить надо Никиаса Петлоса, — начал Алексис. — Он узнал, что твои дядя и кузина приехали и спрашивают тебя. Когда из дворца их послали на виллу, Никиас рассказал мне, что представляет собой твой дядя и как плохо он с тобой обращался во время вашего путешествия.

Он поцеловал Теолу в лоб и продолжал:

— Если бы я был менее просвещенным правителем, я бы бросил его в темницу и отплатил бы ему той же монетой!

— И что же ты сделал? — спросила Теола.

— Когда Никиас рассказал мне, что герцог — сноб и автократ и признает только помпезность и роскошь, мы с ним устроили целое представление.

— Что ты сделал?

— Никиас заставил его ждать в гостиной королевы. Затем, когда я был готов, он объявил твоему дяде и Кэтрин: «Его королевское высочество правитель Кавонии принц Алексис соблаговолит дать вашей светлости аудиенцию!»— Алексис рассмеялся. — Никиас сказал, что твой дядя был явно поражен этим, но не успел он опомниться, как его вместе с леди Кэтрин проводили в гостиную короля.

— Где ты их ждал?

— Я их там ждал, — ответил Алексис, — усыпанный орденами, большая часть которых принадлежала моему отцу, и, по-моему, там было еще несколько наград, которые король в спешке позабыл взять с собой! — Он издал короткий смешок и продолжил:

— Уверяю тебя, я выглядел весьма внушительно, а по обеим сторонам от меня стояли два адъютанта, также разодетые во все, что только смогли отыскать.

«Ваше высочество, его светлость, герцог Уэлсборн и леди Кэтрин Борн!»— объявил Никиас Петлос.

Я подписывал бумаги и нарочно помедлил несколько секунд, прежде чем поднялся им навстречу, и им пришлось пройти всю комнату, чтобы подойти к моему письменному столу.

Теола вспомнила, какой огромной и помпезной показалась ей гостиная короля в ту ночь, когда во дворец ворвались мятежники.

— Что было дальше? — спросила она.

— Герцог осведомился — совершенно не тем топом, каким собирался, как я понимаю, — правда ли то, что ты сказала: что я формально вступил с тобой в брак.

«Не просто формально, ваша светлость, — ответил я. — Я женился на вашей племяннице по законам Кавонии, и нас также обвенчал его святейшество архиепископ».

«Этот брак не является законным без моего разрешения», — заявил герцог.

«В данных обстоятельствах испросить ваше разрешение было невозможно», — возразил я.

Он помолчал, потом произнес:

«Вы называете себя принцем. Могу ли я узнать, действительно ли вы унаследовали этот титул?»Я взглянул на него так, словно счел его вопрос оскорбительным, и он быстро прибавил: «Я, собственно, хотел спросить, не являетесь ли вы родственником короля Кавонии Александроса V, который, насколько мне известно, был из семейства Василасов».

«Вижу, ваше сиятельство читали нашу историю! — заметил я. — Король Александрос V был моим отцом, а моим дедом был Александрос IV».

«Я не знал этого, я совершенно ничего не знал!»— еле выговорил герцог.

«Так что, как видите, — резко сказал я, — я считаю себя вправе взять на себя управление Кавонией и избавить мою страну от иностранца, который фактически узурпировал мой трон последние двенадцать лет».

— Дядя Септимус, должно быть, был поражен! — пробормотала Теола.

— Он был поражен настолько, что потерял дар речи, — согласился Алексис. — Потом он сказал: «Вы не знаете всей правды о моей племяннице — я считаю своим долгом предупредить вас, что она не годится в жены кому бы то ни было».

У Теолы вырвался испуганный возглас.