Твое нежное слово - Кэрин Монк Страница 39

На его лице застыло обиженное выражение. Чувство вины пронзило Камелию, и она почувствовала себя маленькой и пристыженной. Она понимала, что Эллиот прав. Он протеже ее отца, его партнер и близкий друг, Камелия знала его большую часть своей жизни. За это время Эллиот не раз доказал свою преданность и ей, и лорду Стамфорду. Для того чтобы защитить ее, Эллиот готов был сделать все, даже жениться на ней. Он не заслуживал лжи.

– Прости, Эллиот, – извинилась Камелия. – Ты прав, Я здесь потому, что неделю назад кто-то вломился в мой дом и разгромил его, уничтожив всю коллекцию отца. Это случилось в тот вечер, когда Археологическое общество давало бал. Когда я отправилась домой, Саймон был со мной и, увидев, что произошло, любезно предложил поселиться у него.

– Господи! – в тревоге округлил глаза Эллиот. – Полиция ведет расследование? У них есть подозреваемые?

– Я не сообщала полиции.

Эллиот недоверчиво посмотрел на нее.

– Почему?

– К сожалению, это не был простой грабеж. Насколько я могу судить, ничего не украли. Кажется, в дом вломились с целью напугать меня, а не обокрасть.

– С чего ты решила, что тебя намеревались напугать?

– Они разбили все, до чего могли добраться, Эллиот. Такое впечатление, что они стремились уничтожить все, что мне дорого.

– Может быть, какие-то пьяные хулиганы решили позабавиться? – предположил Эллиот.

Она промолчала.

– Было что-то еще, Камелия?

– Они оставили записку, – неохотно призналась она.

– Какую записку?

– Предостерегающую от продолжения раскопок на моем участке.

Эллиот с мрачным видом сжал губы.

– Что в ней было написано?

– Точно не помню, – пожала плечами Камелия.

Эллиот опустился перед ней на колени и взял за руки, заставляя посмотреть ему в глаза.

– Скажи мне, Камелия.

Она вздохнула:

– Что-то о смерти, грозящей тем, кто потревожит сон Пумулани.

– О смерти? – Его взгляд потемнел от гнева. – Там было слово «смерть»?

– Или какое-то другое слово, – поправилась Камелия, встревожившись, что и так сказала слишком много. – Я действительно не помню.

– Мы должны немедленно сообщить об этом полиции, – решил Эллиот, поднимаясь. – Поверить не могу, что ты за неделю этого не сделала. Не понимаю, как этот болван Кент не настоял на этом. Если бы я был с тобой в тот вечер, полиция уже давно бы занялась поисками негодяев!

– Полиция не должна знать об этом, – возразила Камелия. – О расследовании сообщили бы в газетах, все британское Археологическое общество узнало бы о происшествии. И тогда те немногие его члены, что неохотно оказали мне финансовую помощь, отозвали бы ее, якобы заботясь о моем благополучии. Они к тому же усомнились бы в ценности участка, и это лишило бы меня возможность обратиться за помощью к кому-то еще.

– Они – люди науки, Камелия, – возразил Эллиот. – Их разговорами о проклятии не отпугнешь.

– Этого нельзя знать наверняка, Эллиот. Не думаю, что археологи так уж не верят в проклятия, как утверждают. Мы с тобой оба знаем, сколько произошло странных несчастных случаев по всему миру, когда люди раскапывали священные могилы и сокровища. Все мы в душе порой опасаемся, что можем раскопать то, что лучше бы не тревожить.

– Это на тебя не похоже, Камелия.

– Я знаю. – Она провела пальцами по выцветшему бархату дивана и принужденно рассмеялась. – Не думаю, что пребывание в Лондоне пошло мне на пользу. Порой я чувствую себя здесь совершенно дезориентированной, словно не знаю, кто я.

– Тебя только что выгнали из собственного дома под давлением ужасных обстоятельств, вынудили оставить все, что ты любишь, и остановиться у совершенно незнакомого человека, – вслух размышлял Эллиот, усаживаясь рядом с ней. – Ты могла прийти ко мне и остаться со мной, Камелия, – мягко упрекнул он, взяв ее за руку. – Удивляюсь, почему ты сразу не послала за мной. Но теперь я здесь и подожду, пока ты упакуешь вещи. Ты даже можешь взять с собой Зареба и животных. – С многострадальным выражением на лице Эллиот закончил: – Думаю, со временем я к ним привыкну.

Камелия беспомощно посмотрела на него.

– Я не говорила, что хочу жить у тебя, Эллиот, – пояснила она. – Для меня чужой Лондон, а не этот дом. Тут все очень добры к нам, пока Руперт пугает бедную Дорин только раз в день. Конечно, Оскар мучает милую Юнис, но думаю, что оба тайно симпатизируют друг другу. И хотя Юнис грозится сделать из него бархотку для обуви, когда дело доходит до еды, она первая подкладывает ему лакомые кусочки. Я немного побаиваюсь, что, когда мы вернемся в Африку, ему плохо придется без овсяного печенья и пудинга.

– Неужели ты серьезно? – недоверчиво посмотрел на нее Эллиот. – Камелия, ты не можешь здесь оставаться.

– Почему?

– Во-первых, хоть тебе этого и не хочется, ты должна заботиться о своей репутации, – настаивал Эллиот, видя, что она собирается возразить. – Уверен, ты знаешь, что Кента считают безумным. Ты только посмотри на него: небритый, неопрятный. У него такой вид, будто он только что вырвался из Бедлама.

– Он день и ночь работает над моим насосом, Эллиот, – возразила Камелия, защищая Саймона. – Его способность сосредотачиваться на изобретениях, отбросив все остальное, свидетельствует о поразительной дисциплине и ответственности.

– Это свидетельствует о его одержимости, – возразил Эллиот. – К тому же он весьма сомнительного происхождения. Леди Редмонд нашла его в грязной камере шотландской тюрьмы, куда его посадили за кражу.

– Он был тогда ребенком, Эллиот.

– Ему было почти пятнадцать, Камелия, а это уже почти взрослый мужчина. Поскольку юный хулиган всю свою жизнь провел на улице, хорошо известно, что у него случаются опасные приступы ярости. В тюрьме он так избил надзирателя, что бедняга на всю жизнь остался инвалидом.

– Это мой брат Джек избил надзирателя, – раздался от двери низкий спокойный голос Саймона. – А я просто заблевал его ботинки.

Подняв глаза, Камелия увидела небрежно прислонившегося к дверному косяку Саймона. Измазанные машинным маслом руки сложены на груди, на мятой рубашке чернильные пятна. Саймон был совершенно невозмутим, словно его ничуть не беспокоило, что он застал их в собственной гостиной за тайным обсуждением его отвратительного прошлого. Но его голубые глаза потемнели, в них появился оттенок грозового неба. В них был гнев, но Камелия видела в них и уязвимость.

Ту же мучительную уязвимость она видела в его пристальном взгляде в ту ночь, когда застала его в кабинете.

– Пожалуйста, простите нас, Саймон, – торопливо извинилась Камелия. – Нам не следовало говорить о вашем прошлом.

– Меня это не волнует, – пожал плечами Саймон. Это была ложь, но будь он проклят, если позволит Уикему думать, что тому удалось расстроить его.