Похождения Синдбада-Морехода - Шахразада Страница 39

Вперед выступил визирь.

– Халиф, да хранит его небесный свод, никогда не покидает дворца. Ибо только там ему доступны размышления в тишине, только там он может прислушиваться к душе своего народа. Только там его не отвлекает суета повседневной жизни и он может решать воистину великие задачи, которые достойны ума халифа.

– Ну что ж, этот урок ваш повелитель усвоил неплохо. А ты… – Женщина замолчала. Она словно прислушивалась или присматривалась к чему-то, недоступному нам. – А ты его визирь, бесстрашный и верный Абу Алам. Слава о твоих подвигах доходила до нас. Мы знаем и о твоем странствии по землям полуночи, слышали и о путешествии к полуденным землям. Теперь знаем ровно столько же, сколько знаешь и ты, но не так снисходительны к вашему царьку…

Женщина сделала несколько шагов, окинула нас всех долгим изучающим взглядом.

– Что ж, вы отважны и смелы. Наградой вам за это будут знания… Но для того, чтобы понять их, нужен не один день, нужно усердие и терпение. Готовы ли вы отдать часть своей жизни нам?

Мы в ответ лишь склонили головы. Ибо чего-то подобного и следовало ожидать.

– А если так, то присядем в этом зале. Здесь вы будете постигать науки, а потому для первого урока это самое подходящее место. Знайте же, пришельцы, что вы ступили на землю великих не в добрый час. Ибо здесь, где знания всегда были сокровищем, теперь они не нужны. Наши мудрые вожди вдруг решили, что все знания мира обретены, все тайны расшифрованы и теперь можно наслаждаться всеведением.

– Прости меня, уважаемая, – вступил в разговор визирь, – но что же тут плохого?

– Ты еще молод, визирь, и не все понимаешь. Плохо как раз то, что уже нечего разгадывать и узнавать. По мнению наших ученых…

В голосе женщины нотки печали сменились отчетливым презрением. Не очень она, вероятно, уважала этих ученых.

– Если все уже изведано, то значит, более не нужны ни библиотеки, ни ученые, ни суровая дисциплина, что необходима для познания мира… Так было решено более ста лет назад, и с тех пор в наших городах не написали ни одной книги, детям больше не надо ходить в школу…

– Это не похоже не полное знание… Больше это похоже не сытое свиное брюхо… А если детям более нет надобности ходить в школу, значит, они растут тупыми и ограниченными… – Фарух был не огорчен. Он был напуган.

– Увы, чужеземец, ты прав. Не только тупыми и ограниченными, но еще и ленивыми и падкими до удовольствий. Те же, кому скучно лишь наслаждаться и потреблять, стали изгоями. Хранители знаний изгнаны из городов. Некогда почетная роль познания стала печатью позора. А места, где раньше собирались ученые, заросли сорняками. Да и вы сейчас в стенах обители отшельниц.

– Отшельниц? – я невольно перебил мудрую женщину.

– Да, Мореход, отшельниц. Нас, хранителей знаний, совсем немного, и среди нас почти нет мужчин. Хотя, поверь, мы никого не изгоняем, не превращаем наш приют в тюрьму… Просто мужчины слабы. У них не хватает самоотверженности… Ведь хранить знания трудно, особенно когда понимаешь, что понадобиться они могут после твоей кончины или через столько лет, когда имя хранителя уже сотрется из памяти людской. Мужчинам нужна громкая и сиюминутная слава. Вот поэтому среди нас так много женщин… Да и приют наш так и называется: Чиао-линь – приют отшельниц.

О, как же заблестели в этот момент глаза моего друга Фаруха! Я его, конечно, понимал. Среди нас он был самым большим любителем приключений.

Но мудрейшая, оказывается, еще не закончила свой рассказ. Вернее, теперь она повествовала о том, что ждет нас впереди… Нас троих.

– Вы же, чужеземцы, невольно станете нашими учениками. Вам мы сможем передать то, в чем наш несчастный народ не нуждается. Вернее, то, в чем его намеренно ограничивают. Это не будут скучные и сухие уроки в четырех стенах. Ибо познание мира – это и познание нашего внутреннего «я», познание нашего тела, познание нашего духа. Вы увидите наши занятия, станете одними из нас. Быть может, ваше появление станет драгоценным не только для вас, но и для нас. Ибо сказано, что приобретать можно, только отдавая… Зовите меня Софией. Мудрость будет моим именем, а мои уста – ее устами.

Женщина легко встала и повела нас через внутренний дворик туда, где нам предстояло учиться, дабы приобрести знания, которых так жаждал наш халиф.

Дни наши стали похожи друг на друга. После завтрака мы начинали учиться. Уроки в зале со свитками сменялись уроками на свежем воздухе. Мы изучали науки о мире и о человеке, о знании и о защите. Учились защищаться палкой, мечом, руками и ногами. Учились защищаться взглядом и нападать силой мысли. Учились гармонии человека и природы, гармонии внутри человека. Мы учились с раннего утра и до глубокой ночи. Но и ночью мы тоже учились. Так нам стали ведомы и гармония движения небесных светил, и гармония движения человеческих душ и тел.

Дни проходили за днями, и постепенно у каждого из нас появились свои учителя, вернее, прекрасные наставницы. София опекала визиря, и со временем они перестали расставаться даже на ночь. Подругой смелого Фаруха стала дева, раскрывшая перед нами истинную роль сказок и преданий. Ибо в них, учила она, под маской невиданного и порой небывалого почти всегда скрыто истинное, хоть и забытое. И искусство всегда состоит в том, чтобы это истинное найти. Звали ее Шахразада, она была дочерью персидского купца, чье судно прибил ураган к берегу древней Атлантиды многие годы назад. А я прикипел душой к мудрой и отчаянной Заре, чье имя на языке моего народа значило «золотая». Ибо ее знания были много ценнее золота, а тело ее было прекраснее тел тех статуй, что видели мы каждый день в залах, где изучали мир.

Зара учила нас законам, что движут человеком, его поведением, желаниями и умениями. Особый урок она преподала мне тогда, когда прошел ровно год после нашего появления на древней земле мудрости.

Это была ночь необыкновенно звездная и необыкновенно тихая. Мы любовались небом из окна. Потом Зара потушила светильники, оставив лишь один у ложа.

– Сегодня я буду учить тебя послушанию.

Она поцеловала меня там, где пульсировала вена на шее. Что-то заставило меня вздрогнуть. Быть может, предчувствие необыкновенных ощущений. Или, быть может, страх…

Сердце учащенно забилось, и я почувствовал, как нарастает возбуждение. Затем закрыл глаза и отдался ее ласкам. Ее рука потянулась вниз, к моим чреслам. Другой рукой она сжимала мои бедра.

– А сейчас мы тебя разденем, – сказала она.

Кровь прилила к моему жезлу страсти. Я пытался поймать ее руки, но она вытащила несколько шелковых лент. Я словно пьянел от того, что делает Зара. Увлекая меня за собой, она сказала:

– Пойдем на ложе. Я выбрала шелка и кое-что придумала, а теперь просто сгораю от желания узнать, что же почувствуешь ты. Ведь ты расскажешь мне, Мореход?