Любовь-нелюбовь - Анхела Бесерра Страница 39

Он взял мобильный телефон и заперся в ванной, чтобы оттуда позвонить Эстрелье. Почти шепотом сообщил ей, что заедет завтра утром и заберет ее. Куда? Нет, это сюрприз.

Весь вечер он был чрезвычайно разговорчив и мил с Фьяммой.

Фьямма проснулась, когда Мартин уже ушел. Накануне он сказал ей, что собирается прокатиться по побережью — побывать в живописных рыбацких поселках (правда, не уточнил, в каких именно), поскольку давно думает завести в газете колонку, которая будет рассказывать о красотах и богатствах родного края, чтобы привлечь туристов и способствовать экономическому процветанию побережья. Колонка должна будет выходить в приложении к пятничному номеру. Фьямма выслушала его тираду без малейшего интереса.

В то утро ветер пел и насвистывал. Фьямма вышла на балкон посмотреть на пальмы, которые качались и размахивали листьями в такт музыке ветра. Ей показалось, что они качаются в ритме "Весны" Вивальди. Она подхватила мелодию, и вдруг, словно ее пение совершило чудо, в воздухе закружились маленькие, похожие на колокольчики цветы, вероятнее всего сорванные ветром с джакаранд, которых на улицах Гармендии-дель-Вьенто росло великое множество.

Фьямму удивляли эти деревья, называемые в народе "синим факелом", — она никогда не видела на них листьев: они либо были сплошь покрыты цветами, либо стояли совершенно голые. Цвели джакаранды один раз в год, и, когда это происходило, город утопал в море цветов.

Колокольчиков в воздухе становилось все больше и больше, и вот они уже пробились сквозь приоткрытые окна в квартиру Фьяммы. Все утро синие цветы кружились в воздухе и оседали на мебели, на полу — на всех свободных поверхностях.

Как только колокола прозвонили в два часа, Фьямма вышла из дому. Она была вся в белом. Шла по улице, и воздух, как и ее душа, был наполнен нежным ароматом синих колокольчиков, которыми были усыпаны все тротуары и мостовые и по которым Фьямма шагала, как по душистому ковру. Она свернула на Виа-Глориоса и остановилась в начале улицы Ангустиас. "Как странно, — думала она, — что Давид живет на той самой улице, по которой я так часто ходила в детстве". Это была ее любимая улица, которой в тот день "синие факелы", казалось, поднесли бесценный дар, засыпав крыши всех ее домов цветами.

Фьямма вынула из кармана брюк полученную накануне записку — хотела посмотреть номер дома. "Принеси только свои руки... и свои желания", — перечитала она. Фьямма улыбнулась и неожиданно для себя поцеловала записку.

Ей нужен был дом номер пятьдесят семь. Фьямма зашагала по улице, отыскивая глазами нужную табличку. "Не та ли это улица, где живет Эстрелья?" — вдруг подумала она и тут же поняла, что права: узнала подъезд, в который когда-то входила. Фьямма зашагала быстрее — совершенно некстати было бы столкнуться сейчас со своей пациенткой. К тому же выяснилось, что она идет по четной стороне улицы, а ей была нужна нечетная. Пройдя еще метров тридцать, Фьямма остановилась в изумлении. Не может быть! Давид Пьедра жил в том самом фиолетовом доме, который волновал ей воображение в детстве. В доме, который всегда выделялся среди розовых и голубых строений. В доме, который она про себя называла "экзотическим цветком Востока". Единственном в Гармендии-дель-Вьенто доме фиолетового цвета. Она остановилась возле старой деревянной двери и взялась за тяжелую, позеленевшую от времени бронзовую ручку в форме русалки с длинными руками, волнистыми волосами и изогнутым хвостом. Фьямма подумала, что такая вещица вполне могла бы украсить какой-нибудь музей. Она постучала, и дверь подалась — оказывается, она была лишь прикрыта.

Внутри у Фьяммы все трепетало. Как давно она не испытывала этого чувства! А все потому, что уже давно жила без любви. Фьямма порадовалась, что забытые чувства возвращаются к ней.

То, что она увидела за дверью, удивило ее еще больше: арабский фонтанчик, окруженный арками, в которых разместилось множество скульптур, одна прекраснее другой. Голубка Аппассионата, отряхивавшаяся после купания в фонтане, полетела ей навстречу и уселась на плечо. Фьямма поискала глазами Давида и обнаружила его на одном из выходивших во внутренний дворик балконов. Он наблюдал за Фьяммой с той минуты, как она открыла дверь. Давид тоже был в белом, и его спутанные каштановые волосы блестели на солнце.

С широкой улыбкой на лице Давид медленно спустился, чтобы поздороваться с Фьяммой. Его оливковые глаза сияли от удовольствия. "Ты просто красавица", — сказал он, взял Фьямму за руку и повел к одной из арок.

Там уже все было готово. Еще накануне вечером Давид приготовил глину. Сейчас он достал фартук — великоватый для Фьяммы — и помог надеть его. Приподнимая ее волосы, он ощутил запах цветов апельсинового дерева — запах, который он (как когда-то Мартин) давно окрестил для себя "ароматом Фьяммы". Присутствие Фьяммы рядом с ним волновало Давида. С Фьяммой происходило то же самое. Она испытывала робость оттого, что находилась в новом для нее месте, и оттого, что Давид тоже робел. Она не знала, сможет ли сосредоточиться на том, что будет объяснять ей этот мужчина, к которому ее влекло с неодолимой силой.

Давид, делая вид, что все нормально, начал урок, объяснив, что для начала им потребуется пирамида из глины и что Фьямме нужно привыкнуть к материалу. Он заставил Фьямму снять единственное кольцо, что было у нее на руке, — обручальное, — встал у нее за спиной и взял ее за запястья. По спине Фьяммы словно пробежал электрический ток от близости горячего тела Давида, который тоже не смог удержаться и на миг прильнул к Фьямме. Она почувствовала его дрожь. Давид медленно и осторожно поднес ее руки к вершине глиняной пирамиды и одним движением погрузил их во влажную массу Четыре испачканные в глине руки неподвижно замерли, в то время как тела в тишине наслаждались сознанием того, что они живые.