Парижская жена - Пола Маклейн Страница 39

— Возможно, — задумчиво произнесла она, но что-то в ее взгляде заставило меня подумать, что ей понятна истинная причина.

Стараясь поскорей выбросить замечание Шекспир из головы, я сказала:

— А ты ведь тоже похудела, дорогая. Таешь на глазах.

— Знаю. Это все из-за Ольги Радж, — отозвалась она со вздохом.

Я давно уже слышала от нее об Ольге, виолончелистке, которая уже больше года была любовницей Паунда.

— А что случилось? — спросила я. — Какие-то перемены?

— Не совсем. Я знаю, Эзра может быть влюблен сразу в нескольких женщин — таков уж он, но тут что-то другое. Их роман не идет на спад. И она появилась в «Песнях» — естественно, упрятанная в миф. Но я ее узнала. — Шекспир встряхнула хорошенькой головкой, будто хотела отогнать возникший образ. — Она терпеливая. Интересно, сможем ли мы когда-нибудь от нее отделаться?

— Мне очень жаль, — сказала я. — Всегда считала, что ты слишком многое прощаешь. Мне такой брак непонятен. Наверное, я пуританка.

Она грациозно пожала плечами.

— У Майка Стрейтера сейчас тоже роман в разгаре.

— О боже! Мэгги знает?

— Все знают. Он совсем потерял голову.

— По нему не скажешь.

— Да, — согласилась Шекспир. — По ним никогда не скажешь. Мужчины — стоики, когда дело касается сердечных переживаний.

— Ты мне тоже кажешься стоиком.

— Пожалуй. Но я над этим много работала, дорогая.

О склонности Эзры к случайным связям было известно — другого я от него не ожидала. Но Майк Стрейтер! Я была потрясена: их брак с Мэгги казался таким прочным. Я восхищалась ими и их дочуркой и мечтала, что наш ребенок — мой и Эрнеста — будет не хуже, не слишком изменит нашу жизнь и не помешает работе Эрнеста. Теперь моей мечте был нанесен удар. Ребенок почти наверняка будет, но что его ждет?

Супружество может быть таким приземленным. В Париже на каждом шагу можно встретить результаты неправильных решений любящих людей. Художник, предающийся сексуальным излишествам, — обычное дело, и это никого не возмущает. Если человек делает нечто талантливое, или интересное, или необычное, ему разрешается иметь столько любовниц, сколько он пожелает, и калечить им жизнь. Неприемлемы только буржуазные ценности, мелкие, положительные и предсказуемые желания вроде настоящей любви или ребенка.

В тот же день, несколько позже, когда мы вернулись в свой номер в гостинице «Сплендид», пошел сильный дождь — казалось, ему не будет конца. Стоя у окна, я смотрела на дождь и чувствовала нарастающую тревогу.

— Майк Стрейтер влюблен в какую-то парижскую актрису, — сказала я Эрнесту не оборачиваясь. — Кто бы мог подумать!

Усевшись на нашу постель, Эрнест в сотый раз перечитывал «Зеленые поместья» Уолтера Хадсона. Он на секунду оторвал от книги глаза.

— Не думаю, что это серьезно. По словам Эзры, он известный волокита.

— А когда это серьезно? Когда кто-то полностью раздавлен?

— Так вот что тебя сегодня заботит? К нам это не имеет отношения.

— Так ли?

— Конечно, нет. Неверность — не корь, ей нельзя заразиться.

— Но он тебе нравится.

— Нравится. Он хороший художник. Собирается завтра с утра прийти сюда, чтобы писать мой портрет. Может быть, и твой, так что постарайся выглядеть не такой угрюмой. — Улыбнувшись, он вновь погрузился в книгу.

За окном дождь набирал силу, он стал косым от порывов ветра, отчего суденышки в гавани опасно накренились.

— Хочется есть, — сказала я.

— Тогда съешь что-нибудь. — Он не отрывался от книги.

— Если дождь кончится, мы могли бы поесть в саду.

— Он не кончится. Поешь здесь или помолчи.

Я подошла к зеркалу и беспокойно себя осмотрела.

— Хочу снова отрастить волосы. Надоело выглядеть мальчишкой.

— Не надо, — сказал он, глядя в книгу. — Ты великолепна.

— Настоящий мальчик. Меня тошнит от этого.

— Ты просто голодная. Съешь грушу.

Я бросила взгляд на склоненную над книгой голову. Он давно не стригся — его волосы были почти такой же длины, как мои. Мы действительно стали во многом схожи, нас могли принять за брата и сестру — один человек, разделенный надвое или, напротив, удвоенный, как мы говорили давным-давно, лежа на крыше в Чикаго, под звездами. Но эта схожесть ненадолго — через несколько месяцев моя талия округлится. Этого не избежать.

— Если б у меня были длинные красивые волосы, я бы укладывала их на шее — пушистые и шелковистые, и не знала бы забот.

— Что? — пробурчал он. — Я тоже.

— Так я и сделаю. Начну сейчас.

На комоде у зеркала лежали маникюрные ножницы. Повинуясь порыву, я взяла их и немного подровняла волосы у одного и другого уха.

Эрнест взглянул на меня с любопытством и рассмеялся.

— Да ты не в своем уме.

— Может быть. А теперь примемся за тебя. — Я подошла к нему и, придерживая за талию, отхватила такое же количество волос и у него. Затем засунула волосы в карман своей блузки.

— Странная ты сегодня.

— Ты не влюблен в какую-нибудь парижскую актрису?

— Упаси бог. Нет. — Он засмеялся.

— А в виолончелистку?

— Нет.

— И ты всегда будешь со мной?

— Что с тобой, Кошка? Скажи мне.

Я посмотрела ему в глаза.

— У меня будет ребенок.

— Сейчас?

— Осенью.

— Пожалуйста, скажи мне, что это неправда.

— Но это правда. Радуйся, милый. Я этого хочу.

Он вздохнул.

— Ты давно это знаешь?

— Нет. Около недели.

— Я к этому не готов. Пока не готов.

— Время есть. Может, еще будешь радоваться.

— Нас ждет несколько месяцев ада.

— Ты снова будешь работать. Я знаю, это вот-вот начнется.

— Уж не знаю, что начнется, — мрачно отозвался он.

Несколько следующих дней были напряженными и трудными. В глубине души я надеялась, что нежелание Эрнеста завести ребенка не имеет глубоких корней, и, убедившись в неизбежности его появления, он обрадуется — хотя бы за меня. Но в нем ничего не изменилось. Казалось, все у нас как прежде, но я остро ощущала его отстраненность и не представляла, как нам удастся вновь найти общий язык.

В разгар моих печальных размышлений на вилле Паунда появился новый гость. Писатель и редактор Эдвард О’Брайен жил над городом в горах, вблизи монастыря Альберго Монталлегро. Услышав о приезде знакомого, Эзра пригласил его на обед.