Дикая слива - Лора Бекитт Страница 39

В те годы, когда Юйтан появился на свет, маньчжуры еще кочевали, и его мать возила колыбель с собой на широком ремне, перебросив его через плечо. Юйтан знал, что Сарнай родила нескольких детей, но выжил только он. Она должна была его понимать, как никто другой, однако всегда говорила не то, что он ожидал услышать.

— Тебе не кажется, что с Кианом что-то не так?

Юйтан поднял голову.

— Почему?

— Он ни с кем не спит. Это странно для человека его положения и возраста. Люди болтают, что твой сын еще девственник.

— Я отрежу им языки!

Сарнай прищурилась и растянула губы в усмешке.

— Если будет за что.

— Одна женщина, — с усталым вздохом, промолвил Юйтан, — у него все же была. Когда он бродил по Кантону, не помня себя, то, познакомился с девушкой и совершил с ней обряд.

— С безродной?! Ее следовало уничтожить!

— Я собирался это сделать, но меня опередил князь Арвай. Однако Киан утверждал, что любит ее. Думаю, причина его поведения кроется именно в этом.

— У твоего сына низменные пристрастия и узкие интересы. Объясни ему, в чем состоит его долг.

— Скажу после того, как подберу подходящую невесту.

Сарнай усмехнулась.

— Ты бываешь удивительно недальновидным, Юйтан. Не надо искать в округе. Вы с Кианом должны поехать в Пекин.

— Вы рассчитываете на интерес кого-то из столичного дворянства? — с сомнением произнес князь.

— Смотри выше. Так высоко, как только сможешь.

— Не хотите ли вы сказать, что я смогу женить сына на дочери императора?!

Сарнай надменно вздернула подбородок.

— Почему нет, если это будет дочь, рожденная одной из наложниц не самого высшего ранга? Я смогу смириться с тем, что ты признал своим наследником сына от китаянки только тогда, когда узнаю, что в жилах моих внуков течет кровь сына Неба!

Перед тем, как отправиться к сыну, Юйтан долго, обдумывал сказанное матерью. Рано овдовевшая и единолично занимавшаяся воспитанием сына, Сарнай была деспотична по натуре и не переносила, когда кто-то пытался оспаривать ее мнение. Но она была умна, и ее советы редко бывали неверными.

Киан отличался привлекательной внешностью, со вкусом одевался и обладал изысканными манерами, имел довольно большой по своему возрасту чин в знаменных войсках. Доходы княжеской семьи были достаточно велики для того, чтобы вести жизнь на широкую ногу и окружить супругу наследника должной роскошью. Однако Киану явно чего-то не хватало: сердечного огня, желания жить. Не сочтет ли прозорливый император такого претендента на руку одной из своих дочерей мрачным и вялым?

Однако время шло, и наконец Юйтан решился на откровенный разговор.

Он нашел Киана в его комнате за излюбленным занятием: сын вглядывался в узоры письмен. Юйтан знал, что, подобно древним мудрецам, сын был свято уверен в магической силе любой надписи. Больше всего ему нравилось выписывать иероглифы, означающие бессмертие. А на стену он повесил картину с изображением двух белых журавлей.

Юйтан, предпочитавший сидению за книгами скачку на горячем коне, звон тетивы и дробный стук копыт — звукам цитры, а запахи дождя и ветра — ароматам благовоний, в очередной раз удивился. Если б он знал о том, кто Киан на самом деле, то поразился бы еще больше.

— Я пришел поговорить.

Когда сын поднялся, поздоровался и поклонился, отец сказал:

— Садись. Я вижу, ты несчастлив. Счастливый человек в твоем возрасте думает не о бессмертии, а… о жизни.

Киан молчал, и князь продолжил:

— Тебе пора исполнить долг, долг перед семьей, перед родом. Ты должен вступить в брак.

— Я уже говорил, что не хочу жениться. Разве я не волен делать выбор?

Юйтан нахмурился.

— Простые люди думают, будто те, кто живет во дворцах, делают все, что заблагорассудится, но это не так. Это они живут, как трава, а наше существование подчинено строгим правилам. Взамен этого Небеса даровали нам богатство и власть. И потом речь идет не о том, чтобы ты кого-то убил, а напротив — подарил жизнь, зачал дитя.

— Это невозможно.

— Почему? Неужели в тебе нет мужской силы?

— Мужская сила есть. У меня нет желания жить.

— Даже если и нет, то придется. Ты не можешь идти против судьбы. Через несколько дней мы едем в Пекин. Пора представить тебя ко двору.

Киан задумался. В определенных случаях с Юйтаном было опасно, да, по сути, и невозможно спорить. Хотя, его можно было назвать терпеливым родителем, он умел проявлять отцовскую власть.

Возможно, нет ничего плохого в том, чтобы увидеть легендарную столицу Поднебесной и немного развеяться. Киан ответил согласием, не подозревая о планах Сарнай.

Обучаясь дворцовым церемониям, они задержались с отъездом. Стояла осень, время увядания, что соответствовало настроению Киана. Они с отцом ехали в сопровождении свиты под пасмурным, безмолвным, строго хранившим свои великие секреты небом.

Как ни странно, Киан редко думал о Мэй. Она просто жила в нем, в каждом движении, взгляде, во вздохе. Он ни с кем не спал, потому что каждую ночь представлял, как спит с ней. При этом он ничего не делал, просто закрывал глаза и погружался в ощущения, чувства. Его аскеза была естественной, он запечатлел, запечатал и хранил в себе любовь.

Ему нравилось путешествие, нравились молчаливые, похожие на спящих животных, далекие и одновременно близкие горы, которые не могут рухнуть, исчезнуть, как все живое. Нравились тени облаков, не знавших, что такое время, тихий, но властный, как зов души, голос леса.

Киан плохо запомнил города, через которые они проезжали и где останавливались: он жил своей внутренней жизнью. А потом они прибыли в Пекин.

Во многом он поразительно напоминал Кантон. Повсюду царила давка: народ покупал, продавал, жестикулировал, шумел.

В обе стороны нескончаемыми вереницами тянулись запряженные лошадками тележки. Под четырехугольными зонтиками сидели занятые своим делом ремесленники, цирюльники, харчевники. Тут же располагались бесчисленные нищие и бродячие музыканты. На площадях совершались жестокие публичные казни.

Столица Поднебесной делилась на две части: Внешний город, где жили китайцы, и Внутренний город, который населяли маньчжуры.

Внешний город был изрезан хутунами — узкими улочками, застроенными одноэтажными глинобитными домами с окнами, обращенными во двор.

В центре Внутреннего города находился Императорский дворец, а в его пределах — Запретный город, представлявший собой комплекс великолепных строений и парков.

К северу от него возвышался невысокий, искусственно созданный горный хребет с пятью вершинами, склоны которого были покрыты вековыми соснами и роскошными кипарисами. С центральной вершины Пекин был виден как на ладони.