Смерти нет - Елена Купцова Страница 39

— Что прикажешь делать с этим солнцем? Никуда от него не скроешься.

— Мне нравится. Что ты делала без меня?

— Вышивала крестиком.

— ???

— Шучу, шучу.

Они никогда не идут сразу в дом. Сначала на их любимое место, в дубраву, на высокий берег реки. В этот час здесь никогда никого нет, и весь мир, открывающийся перед глазами, принадлежит им одним. Марго устраивается между его колен, уютно прислонившись спиной к его груди. Самое безопасное место в мире, ее любимое кресло. Когда онисидят вот так, совсем одни, ничего плохого не может случиться. Зато всегда можно повернуть голову и найти губами его губы или просто потереться щекой о его гладко выбритую щеку.

— Ты всегда бреешься, прежде чем приехать ко мне?

— Всегда.

— Я так люблю тебя.

— И за это?

— И за это тоже.

Ранние признаки осени наполняют душу легкой печалью. Березки на другом берегу реки уже слегка подернулись золотом и нехотя отдают его земле, вечному, ненасытному кредитору. Не успокоится, пока донага не разденет. Вот и еще одно лето прошло, словно и не было вовсе.

— Я не хочу возвращаться в Москву.

— Отчего? Ты же ее всегда так любила.

— Я и люблю, просто с некоторых пор мне там неуютно. Давай уедем куда-нибудь насовсем.

— Куда например?

— Не знаю. Куда угодно. С тобой я везде буду счастлива. В Ереван… Нет, только не туда.

— Почему?

— Это для меня навеки закрытая книга. Город, где умерла мама. Я помню, как там было, и так уже не будет. В одну реку нельзя войти дважды. Можем уехать в Орел, в Тамбов, в Одессу. Да мало ли мест в России, куда можно уехать.

— Мест много. Вопрос — зачем. Мы кого-то боимся, от кого-то убегаем? Если да, то нас непременно найдут, потому что убегающий человек слаб. Есть что-то, чего я не знаю?

— Н-нет.

Марго, не отрываясь, смотрела на сверкающую лепту реки. Хорошо, что он сейчас не видит ее лица. Она не рассказала ему о странной встрече с полоумным чекистом, о похищении, о его безумных речах. Тем более что от той кошмарной сцены у нее осталось смутное чувство победы. Володя прав. Бежать бессмысленно. Нашел же ее этот человек даже в суматошной, переполненной людьми Москве, найдет и в любом другом месте. Если захочет. Надо только сделать так, чтобы не захотел. Почему-то ей казалось сейчас, что с этим она справится.

— Нам с тобой нечего опасаться, — уверенно продолжал Володя. — Мы — простые мирные обыватели и никого не можем интересовать. Россия постепенно превращается в нормальную европейскую страну. Даже иностранцы начали вкладывать сюда свои капиталы, а это что-нибудь да значит. Никто не станет попусту рисковать своими деньгами.

Его уверенность отчасти передалась и ей. И вправду, стоит ли из-за какого-то безумца резко менять свою жизнь? Просто человек нашел весьма экзотический способ привлечь внимание приглянувшейся женщины. В такой золотой вечер, как сегодня, обо всем думалось легко.

У Вероники есть все. Отдельная квартира, которую никто пока не думает уплотнять, деньги, которые регулярно подбрасывает отец, тряпки, друзья и… злоба. Душная, тяжкая злоба на эту тощую, рыжую, драную кошку, которая отняла у нее мужа. У нее, Вероники Витольдовны Кзовской, наследницы гордых польских пани, у которой никто в жизни никогда ничего не отнимал. Она отнимала, бывало, и не раз, но чтобы у нее — нет, это впервые. И сразу кого?! Володечку, роскошного красавца Володечку, с которым так приятно было пройтись под ручку по Тверскому бульвару. Все женщины и даже мужчины оборачивались на него с восхищением и завистью и Бог еще знает с чем. А она купалась в этой зависти, как будто чем-то заслужила ее.

А и заслужила! Окрутила его, дай Бог, он и пикнуть не успел. Доверчивый и самоуверенный, как все мужчины. Любая женщина, даже последняя дурнушка, может заполучить любого мужчину, если очень этого захочет. Надо только нащупать слабые струны и ловко, ненавязчиво на них играть.

Все шло отменно. Он уже почти и думать забыл о своей юношеской влюбленности. Привычка все сметает и подчиняет себе. А как восхитительно он позволял любить себя. От одного воспоминания у нее кровь приливала к щекам и холодели пальцы. Володечка, ее Дориан Грей. Она готова была стать его портретом, стареть, безобразиться, что угодно, лишь бы он всегда оставался прекрасным. Еще немного времени, появился бы ребенок, и уж никуда ему от нее не деться. И именно тут появилась эта дрянь и словно с порога загипнотизировала его своими глазищами. Нет, тут явно без колдовства не обошлось. Не может мужчина в одну секунду все забыть, обрубить и броситься очертя голову за другой. Нет, нет, тут наверняка без магии не обошлось.

Вероника привыкла успокаивать себя спиртным. Оно притупляло ярость, ту самую, которая всколыхнулась в ней, когда она давеча увидела его выходящим от Елисеева с хозяйственной сумкой. Он был весел, что-то напевал. Ее не заметил. Вероника доподлинно знала, что эта его мерзавка жена не работает, сидит небось целыми днями дома, полирует свои коготки, а муж носится по магазинам, да еще напевает при этом. Магия, да и только.

Вероника отяжелела, обрюзгла, почти перестала следить за собой. Проводила дни в покойном кресле, окруженная клубами табачного дыма, в обнимку с бутылкой коньяка. Если выпить сразу стакан и еще половинку, то стены комнаты раздвигаются и ее заполняют сладостные видения.

Мерзавка попала под трамвай. Визг, скрежет колес, кровь, располосованное, изуродованное до неузнаваемости тело. Володя стоит поодаль, недвижимый, как в трансе. Глаза стеклянные, лицо — гипсовая маска. И тут подходит она, Вероника, в белом кисейном платье, в умопомрачительной шляпке, свежая, благоухающая духами. Берет его за руку и ведет за собой. Его холодная безжизненная рука постепенно теплеет от прикосновения ее пальцев. Она чувствует его пожатие и понимает, что он опять всецело принадлежит ей.

Горы… Володя с этой своей стоит на самом краю над обрывом. Внизу над гулкой пустотой клубится туман. Серый сумрачный день, когда ничто не отбрасывает тени. Вдруг камень подается под ее ногой, и она срывается вниз. Карабкается, судорожно цепляясь за что ни попадя пальцами с длинными синими ногтями. Володя отчего-то медлит, не спешит протянуть ей руку. И тут рядом возникает она, Вероника, в белом кисеи… Нет, это она уже надевала. В красном, летящем на ветру платье. Она подходит к самому краю и на мгновение встречается глазами с той, над обрывом. Она беззвучно молит ее взглядом: «Помоги! Спаси!» Но Вероника наступает ногой на эти ненавистные пальцы, так крепко, что слышен их хруст. Безвольное тело тряпичной куклой летит в пропасть. И удаляющийся крик волшебной музыкой заполняет уши: «А-а-а-а-а!» Вероника поворачивается к Володе, делает шаг ему навстречу. Но он вдруг широко взмахивает руками и, обернувшись белой птицей, летит вниз.

«Постой! — кричит она ему вслед. — Постой! Все неправильно сегодня. Просто не хватило коньяка».