Буду твоим единственным - Джо Гудмэн Страница 39

– Он незаконнорожденный.

– Бастард, – тихо произнесла Элизабет и почувствовала, как Нортхэм рядом с ней напрягся. – Я не хотела никого оскорбить. Просто… просто я подумала о том, как жестоки могут быть мальчишки к… такому, как он.

– Такому, как он, – повторил Нортхэм, поморщившись от неприятного привкуса, который это выражение оставило у него во рту. – Я не стал бы утверждать, что он чем-то отличается от тебя или от меня.

– Конечно же, отличается.

Нортхэм убрал руку с ее плеча.

– Чем же?

Его внезапное отчуждение было очевидным, но Элизабет не собиралась отказываться от своих слов. Лучше ему сразу понять, что их взгляды не всегда совпадают.

– Конечно, сам факт незаконного происхождения не может повлиять на человека, – пояснила она. – Во всяком случае, вначале. Но потом все меняется. Это может произойти из-за того, что мать стыдится своего ребенка, или из-за равнодушия отца. Или потому, что никто не спешит откликнуться на его плач или утешить, когда он ушибся или обижен. Как бы то ни было, но постепенно ребенок начинает понимать, что он не такой, как другие. – Она помолчала, прежде чем продолжить: – Я ничего не знаю о вашем мистере Марчмене, но, познакомившись с некоторыми из членов Компас-клуба, могу предположить, что он для вас был не тем, кого можно безнаказанно унижать, и вы стали его друзьями потому, что он скорее позволил бы убить себя, чем превратиться в мальчика для битья.

Нортхэм молчал. Элизабет взглянула на него, предполагая увидеть пренебрежительную усмешку, и с изумлением обнаружила, что его глаза блестят от слез. Растроганная этим проявлением чувств, она сжала его руку.

Нортхэм сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Второй вдох дался ему легче.

– Все так и было, – признался он. – Уэст не оставлял нас в покое. Сначала меня. Затем Иста, а потом и Саута. Нужно было что-то делать, иначе это никогда бы не кончилось. – Нортхэм покачал головой, углубившись в воспоминания. – Между прочим, он сломал мне нос. Вот откуда эта горбинка. – Он провел пальцем по легкой выпуклости чуть ниже переносицы. – Да еще заявил, что так даже лучше, потому что без нее я был слишком смазлив и походил на девчонку.

Элизабет тихо засмеялась:

– Боюсь, Марчмен завидовал твоей утонченной наружности.

Норт хмыкнул.

– Мой дед пришел к выводу, что это придало мне мужественности, и пожелал лично встретиться с Марчменом, что бы пожать ему руку. Моя матушка отнеслась к этому менее лояльно. Она до сих пор не может простить Уэста и считает его хулиганом, хотя манеры у него лучше, чем у нас всех, вместе взятых.

– Мать не может быть беспристрастной, когда дело касается ее сына.

– Наверное, – неохотно согласился он. – Кстати, она единственная, не считая тебя, кому нравится моя внешность. Она ужасно переживала из-за моего носа. По ее мнению, я и без этой горбинки выглядел достаточно мужественным.

Норт взбил подушку и пристроил ее у себя за спиной. Удобно устроившись на постели, он снова заговорил:

– Итак, вернемся к Хэмбрик-Холлу. Ни один из нас не пользовался особым успехом у других мальчишек. Я был слишком серьезным. Саут слишком умным. А Ист… э-э… как бы это помягче выразиться? Ист был слишком округлым в те времена.

Глаза Элизабет широко распахнулись.

– Ты хочешь сказать, что он был толстым?

– Увы. Почти такой же в ширину, как и в высоту. Его мать вечно присылала ему всякие вкусности. Печенье, пирожные, сдобные булочки с изюмом и глазурью. Изюм он выковыривал, а остальное скармливал птицам.

– Странно, что Марчмен выбрал его в качестве объекта для самоутверждения.

– О, Ист имел репутацию драчуна. Он мог побить кого угодно. У него просто не было выбора. Его постоянно дразнили, и потом, нужно же было защищать пирожные от поползновений других сладкоежек. – На губах Элизабет мелькнула улыбка. – В общем, в какой-то момент Марчмен принялся за него. Без всяких глупостей вроде насмешек над его весом, просто пытался отвоевать у него лавры чемпиона.

– И что, ему это удалось?

– Надеюсь, ты заметила, что у маркиза нет горбинки на носу, – сухо отозвался Нортхэм. – Ист, разумеется, победил. И не один раз. Не помню точно, когда драки прекратились и началась дружба, но однажды мы обнаружили, что все вместе поглощаем угощение, присланное Истлину из дома. Вот так.

– И вам не приходило в голову исключить мистера Марчмена из своего кружка?

– Никогда.

– По-моему, он причинил вам всем немало хлопот.

– Он свел нас вместе.

– Ах да, Компас-клуб, – задумчиво протянула Элизабет.

– Угу. Хотя, признаться, все это довольно странно. Ни один из нас не рассчитывал унаследовать титул. Кстати, это была одна из причин, почему студенты Хэмбрика, особенно Рыцари, не слишком жаловали нашу компанию. Марчмен был убежден, что каждый человек в Англии как бы стоит в очереди за землей, поместьем и титулом. Правда, прежде чем он сможет предъявить свои права, все, кто стоит перед ним, должны умереть. В качестве доказательства он привел наши родословные и имена, которые мы могли бы получить при определенном стечении обстоятельств. Вот как вышло, что мы стали называть себя именно так. – Звучит довольно зловеще.

– Сейчас да. Но тогда это казалось забавным. Никто из нас не претендовал на титул. Я, например, был полон решимости стать военным. Саут собирался поступить в королевский флот. Ист мечтал о карьере дипломата, полагая, что жизнь государственных мужей состоит исключительно из череды торжественных завтраков, обедов и ужинов.

– А Марчмен?

Нортхэм задумался, затем осторожно ответил:

– С Уэстом все не так просто.

Он не стал продолжать, и Элизабет решила не настаивать на ответе.

– Но судьба распорядилась иначе, не так ли?

– Ты имеешь в виду титулы? Да, мы их унаследовали. Почти. Остался только Марчмен. – Он помолчал, затем Медленно продолжил, взвешивая слова: – Я был с полковником в Индии, когда пришло известие о кончине моего брата. Он умер от инфлюэнцы. Я стал виконтом Ричмондом. Спустя месяц я получил письмо, в котором сообщалось, что мой отец пал жертвой той же болезни. Я даже не знал, что он был болен.

– И ты стал графом.

Нортхэм кивнул.

– Обязательства перед семьей заставили меня подать в отставку и вернуться домой. – Ты тоскуешь по военной службе?

– Иногда. Гораздо больше я тоскую по своему отцу и брату.

– Извини, – поспешно проговорила она. – Я не хотела…

Он нашел ее руку и сжал.

– Я понимаю, что ты имела в виду. Дело в том, что я долгие годы жил в страхе, опасаясь, что они могут умереть. И когда это наконец случилось, я испытал даже некоторое облегчение, а потом, естественно, на меня навалилось ужасающее бремя вины. Мне казалось, что я мог что-то сделать, что бы предотвратить их гибель.