Замуж за 30 дней - Лючия фон Беренготт Страница 38

* * *

— Эй! Если бы я знал, что ты будешь так пинаться, я бы тебя на диване устроил…

Перестав падать, я дернулась, просыпаясь… И открыла глаза.

Перед самым лицом — черная подушка и пухлое, черное же одеяло без пододеяльника, с подложенной под него серой простыней. Сзади — легкое шевеление и отчетливый, на уровне гормонов ощутимый запах мужчины. Моего мужчины.

Черт, но как?! Когда успели?!

В полном ужасе я подскочила и обернулась на голос — чуть ли не в прыжке.

— Что ж ты так мечешься? — недовольно хмурясь, мой мужчина приоткрыл один глаз. — Между прочим, я давно так плохо не спал. Если будешь так продолжать — у нас будут разные спальни.

Чувствуя себя в продолжении того самого сна, из которого и выпала в эту новую для меня реальность, я резко приподняла над грудью одеяло… и тут же прижала его обратно к почти обнаженному телу. Майка с лифчиком и трусики — вот все, что на мне было.

Покосилась на вновь задремавшего Пола.

Он вообще голый. Во всяком случае до пояса.

Оглядела комнату вокруг нас — огромная, по-современному обставленная спальня. Высокие потолки (слава Богу не кафедральные), окна во всю стену, закрытые полупрозрачными жалюзи. Низкая, строгих очертаний, невероятно широкая кровать, и на ней мы — парочка голубков после страстной ночи любви.

Вот только не помнила я никакой ночи любви!

Нет, как мы попали в этот гостиничный номер-люкс, я помнила хорошо. Приехали сильно за полночь — устав сопротивляться ему и себе, я честно хотела заняться с ним сексом — нормальным, человеческим сексом с мужчиной, который мне безумно нравился. Тем более, что все было чин-чинарем — он мне трахающуюся на камеру Валерию Александровну, я ему… ну в общем, понятно.

Как в лифте и по дороге в номер целовались — я тоже отлично помнила… врезаясь в стены и столик уборщицы, срывая друг на друге одежду…

Пришли — если можно это было так назвать.

Пытаясь открыть, он дважды терял пластинку ключа, однако отпер, наконец, тяжелую, парадную дверь своего люкса, и мы ввалились в темную прихожую. Схватил меня за руку и, не включая свет, потащил куда-то в глубь помещения. У двери в спальню засосал еще раз — да так, что ноги окончательно отказались держать мое тело, и пришлось повиснуть у него на шее — а потом скомандовал.

— Я — в душ, ты — в кровать.

И махнул рукой по направлению огромного, темнеющего ложа у окна.

Я начала было сопротивляться — мол, тоже в душ надо, но он твердо помотал головой — нет, хочет меня такой, какая я есть. От запаха моего он дуреет, понимаете ли, и не надо ему ничего всякими шампунями портить.

Я решила не спорить — прилечь, не раздеваясь, на эту самую кровать, а после того, как он выйдет, прошмыгнуть все-же мимо него в ванную, и там, запершись, как следует помыться. Не собаки мы, чтоб под хвостом друг у друга нюхать.

Это было стратегической ошибкой — моей и его. Нет, не прошмыгнуть — я до этого не дотянула. Прилечь. Потому, что как только моя голова коснулась подушки, веки сами по себе закрылись, мысли и волнения растаяли, и я оказалась в том самом неприятном сне — с неуклюжей невестой в собственном исполнении…

Сложив наконец дважды-два, я ахнула. Так что же, получается, я уснула, а он пристроился и… потихоньку отжарил?

Схватила себя за промежность — вроде ничего не саднит, не болит. Может, он аккуратно… Я ведь ни разу даже не проснулась.

Мне вдруг стало обидно и даже как-то противно. Я тут, понимаешь, о нашем первом разе мечтаю, рисую себе кровать с розовыми лепестками, а он вот так… во сне… Конечно, согласие он от меня получил еще вчера… Но все равно — неприятно, что мной воспользовались, как резиновой куклой.

Но почему не раздел меня полностью? Не хотел будить?

Выход был один. Проверить раздет ли он сам. Потому что, если он меня трахнул — уж точно не стал бы снова напяливать на себя трусы. Уже некого стесняться.

Я слегка поерзала — потрясти матрас. Никакой реакции. Кажись, снова уснул — сопит тихо, периодически легко всхрапывая. Перевела взгляд — туда, где под черным одеялом скрывалась нижняя половина его тела… и замерла, не в состоянии отвести глаз от широкой, рельефной груди, такой же загорелой, как и его лицо… как завороженная смотрела на его руку, спокойно лежащую на животе — крупная ладонь, в две моих, наверное, а пальцы изящные, длинные, не обрубки-сосики, как часто бывает у таких мужланистых мужчин.

Вспомнив, что эти пальцы вытворяли со мной только вчера вечером, я поерзала еще немного — уже непроизвольно, жмурясь от истомы, сведшей бедра. А уж когда про все остальное вспомнила… ой, мамочки! Кровь вскипела, ударила в лицо, а взгляд немедленно нашел нужный путь. Точнее, дорожку — ту самую, заманчивую дорожку из волосков, что убегает у мужчины по животу вниз… Выбиваясь из-под его руки, дорожка эта ныряла под одеяло, настойчиво маня за собой… даже не маня — приказывая взгляду бежать за ней, будто за всем известным Белым Кроликом.

Не в силах противостоять этому зову, затаив дыхание и даже чуть высунув язык, я протянула руку и приподняла край толстого, но на удивление легкого одеяла…

«Только проверить, в трусах ли он…» — крутилось в голове оправдание такой наглости.

Однако в пододеяльном пространстве было совершенно темно, и наличие или отсутствие белья как такового установить было невозможно. Не с фонариком же туда заглядывать…

Пару секунд прислушиваясь к прерывистому похрапыванию со стороны подушки, я решилась на подвиг.

Просуну туда руку. Как только почувствую на бедрах кромку трусов или боксеров, сразу же вытащу и притворюсь спящей.

А если нет? Если не почувствуешь?

Обижусь и уйду — решила я. И скользнула рукой под одеяло, стараясь не касаться ни кожи, ни этих умопомрачительно мягких волосков на его животе.

— Надеюсь ты в курсе, что именно любопытство сотворило с кошкой?

Я зажмурилась. Нет-нет-нет… Пожалуйста, Господи, только не это.

— Давай все-таки слегка видоизменим легенду.

Я почувствовала, как его большая ладонь накрыла мою… и повела вниз — туда, куда до этого так стремился мой ищущий взгляд.