В ожидании счастья - Виктория Холт Страница 38

В тот день, когда давали оперу, я придала нашему появлению официальный характер, упросив мужа сопровождать меня. С нами пошли Прованс с женой и несколько наших друзей, среди которых была и моя любимая принцесса де Ламбаль. Это был триумф. Народ радостными криками приветствовал меня, а я демонстрировала, как мне приятно находиться среди зрителей. По окончании представления Глюка в течение десяти минут не отпускали со сцены.

Мерси остался очень доволен. Он показал мне письмо, которое написал матушке:

« Я считаю, что приближается время, когда великое предназначение эрцгерцогини будет претворено в жизнь «.

Я была склонна к самодовольству, однако Мерси не шутил. Он сказал:

— Король стареет. Заметили ли вы, как ухудшилось его здоровье за последние недели?

Я ответила, что, по-моему, он выглядит несколько усталым.

Затем Мерси перешел на совершенно конфиденциальный разговор:

— Может так случиться… в скором времени… что дофина призовут управлять страной; однако он недостаточно умен для того, чтобы справиться самому. Если вы не будете направлять его, то это сделают другие. Вы должны это понять. Вы должны ясно представлять себе влияние, которым можете обладать.

— Я? Но я ничего не смыслю в государственных делах!

— Увы! Это тоже правда. Вы боитесь их. Вы позволяете себе быть пассивной и зависимой.

— Я уверена, что никогда не пойму, чего ждут от меня.

— Найдутся те, кто сможет направить вас. Вы должны научиться осознавать свою силу.

Во время Великого поста аббат де Бова произнес проповедь, о которой вскоре заговорили не только в Версале, но, боюсь, что и в каждой таверне Парижа. Казалось, все предчувствуют, что дни короля подходят к концу, и как будто вся страна ждет его смерти. Наверняка аббат не осмелился бы на такую проповедь, если бы король чувствовал себя хорошо. Я совершила открытие, узнав, что несмотря на весь свой цинизм и чувствительность, король бы чрезвычайно набожным человеком. Под этим я подразумеваю его чистосердечную веру в ад для нераскаявшихся грешников. Он вел такую же развратную жизнь, как и несколько монархов до него, и считал, что если не получит отпущения грехов, то обязательно попадет в ад. Поэтому он и волновался. Он хотел покаяться, но не спешил с этим, поскольку мадам Дюбарри была единственным утешением его старости.

Поэтому аббат и осмелился в своей проповеди выступить против короля. Он сравнил его с престарелым царем Соломоном, пресытившимся излишествами и искавшим новых ощущений в объятиях блудниц.

Людовик пытался представить дело так, будто проповедь направлена против некоторых его придворных, таких, как герцог де Ришелье, который был известен в свое время как один из самых больших распутников, или кого-нибудь другого.

— Ага! — говорил Людовик — Аббат бросает камни в твой огород, мой друг.

— Увы, сир, — хитро возразил Ришелье, — это попутно, а сколь много камней угодило в сад Вашего Высочества!

Людовик смог лишь мрачно улыбнуться на такое возражение; однако это его серьезно беспокоило. Он пытался заставить замолчать беспокойного аббата единственным способом, доступным для него, — пожаловав ему сан епископа. Этот сан аббат с радостью принял, но в своих проповедях продолжал высказывать гневные предупреждения. Он даже зашел так далеко, что сравнил роскошь Версаля с жизнью крестьян и бедняков Парижа.

— Еще сорок дней, и эта Ниневия будет уничтожена.

Смерть витала в воздухе. Мой очаровательный дедушка заметно изменился. За последние месяцы он сильно располнел, лицо его избороздили морщины, однако он сохранил свое обаяние. Я вспоминаю, как он был потрясен однажды при игре в вист. Один из его старейших друзей, маркиз де Шавелен, когда игра закончилась, поднялся из-за столика и пошел поговорить со светской дамой, сидевшей неподалеку. Совершенно неожиданно его лицо исказилось, он схватился за подбородок и… оказался лежащим на полу.

Дедушка поднялся: я видела, что он пытался что-то сказать, но слова застревали у него в горле.

Кто-то сказал:» Он мертв, сир «.

— Мой старый друг, — пробормотал король и вышел из комнаты, направившись прямо в свою спальню. Мадам Дюбарри вышла с ним; она была единственным человеком, который мог утешить его; и все же я знала, что он боялся удерживать ее возле себя из-за опасения умереть так же внезапно, как его друг маркиз, — со всеми своими грехами.

Бедный король! Мне очень хотелось утешить его. Но что я могла сделать? Я олицетворяла молодость, а это неизбежно напоминало ему о собственном возрасте.

Все складывалось так, словно судьба смеялась над ним. Аббат де ля Виль, которого он недавно повысил в сане, пришел поблагодарить его за продвижение. Его допустили к королю, но прежде чем он успел начать благодарственную речь, с ним случился удар, и он упал замертво к ногам короля.

Это было выше того, что король мог вынести. Он заперся в своих покоях, послал за своим духовником, а мадам Дюбарри очень встревожилась.

Аделаида была в восторге. Когда мы с мужем посетили ее, она рассказывала о том, какую греховную жизнь вел король, и что если он хочет получить место в Царствии небесном, то должен заставить эту блудницу без промедления упаковать свои вещи. Она была настроена воинственно, как генерал, а ее сестры выступали в качестве послушных капитанов.

— Я говорила ему много раз, — заявляла она, — что время не ждет. Я направляла к Людовику посыльную и просила его удвоить молитвы. Мое сердце не выдержит, если, достигнув Царствия небесного, мне придется убедиться, что мой любимый отец, король Франции, не допущен к вратам рая.

Однажды, вскоре после кончины аббата де ля Виля, королю по дороге встретилась похоронная процессия. Он остановил ее и пожелал узнать, кто умер. На этот раз оказалось, что это не старый человек, а молодая девушка шестнадцати лет, что тоже выглядело зловещим. Смерть могла поразить его в любой момент. Он находился на середине седьмого десятка.

Сразу после окончания Пасхи мадам Дюбарри предложила ему спокойно пожить несколько недель в Трианоне. Наступила весна, в парках было прекрасно. Это была пора, когда следовало забыть о мрачных мыслях и думать о жизни, а не о смерти.

Она могла всегда заставить его смеяться, поэтому он отправился с ней. Он даже ездил на охоту, однако ему очень нездоровилось. Мадам Дюбарри готовила ему лекарства, а он постоянно повторял, что ему нужен только отдых и ее общество.

На следующий день после его переезда я находилась в своих покоях и занималась игрой на арфе. Неожиданно вошел дофин. Лицо его было мрачно. Он тяжело опустился в кресло, и я подала знак своему учителю и его помощникам оставить нас.

— Король болен, — сказал он.

— Болен серьезно?

— Нам не скажут.

— Он в Трианоне, — сказала я. — Сейчас же отправлюсь к нему. Я сразу его вылечу. Он скоро будет вновь здоровым.