Набоб - Ирэн Фрэн Страница 38

— Поддерживай внутри себя тишину, — повторил брахман, — твои силы истощены из-за того, что ты слишком напряжен. Услышь в себе тишину вечности.

Под действием этого монотонного увещевания Мадек заснул и проспал часов десять. Когда он проснулся, жрец сообщил ему, что раджа в знак дружбы предлагает французам пожить во дворце на озере, чтобы они могли восстановить свои силы после долгого путешествия. Если они пожелают, можно отправиться на охоту в соседние горы.

Поначалу французы отнеслись к предложению недоверчиво. «Еще одна проволочка!» — ворчал Марин-Лев. Мадек тоже был обеспокоен; его удивляла эта Индия, которая удовольствиями оттягивает наступление момента, когда речь пойдет о войне, о солдатах и пушках. Но кто смог бы противиться всем этим многочисленным и разнообразным способам получать наслаждение? Наслаждения же им предлагали каждодневно: массаж, изысканные блюда, ароматические ванны, — впрочем, от последней процедуры они попытались уклониться; им не понравилась идея избавиться от корки грязи, которая, как они думали, защищает кожу от отрицательного воздействия окружающей среды. Тогда им объяснили, что их могут принять за людей нечистой касты; проворство слуг сделало остальное, и после этого они, как и индийцы, принимали ванну каждый день.

Дворец на озере сулил несказанные удовольствия. Они приняли приглашение и на следующий же день покинули крепость. На этот раз путешествие на слонах и вопли толпы показались французам обычными. Они окончательно успокоились, раджа был прав. Вернее, не раджа, а брахман, без которого, похоже, не принималось ни одно решение; этот человек угадывал все. Сам же всегда появлялся неожиданно, как, например, в тот вечер, когда Мадек потерял сознание.

Как бы то ни было, пребывание в загородном дворце означало возможность хорошо отдохнуть. После лабиринтов крепости, ее уголков и закоулков, коридоров и поворотов, где все говорило о хитроумии и изощренности, они вдруг оказались в простом здании, выходящем окнами на воду. Они жили там в мире и спокойствии; по утрам их будили приходившие на берег прачки: тогда озеро оживало, начинало дышать в ритме ударов валька; священные крокодилы тихо плавали среди кувшинок. Мадек вставал рано и бродил по беломраморным галереям. Из-за розовых мушарабий иногда доносился тихий смех, звуки ситара, которые говорили о присутствии женщин. Возможно, среди них была и та танцовщица со странным именем Сарасвати, Радуга. Вот уже неделю он не видел ее, да и сам раджа не принимал их, а только улыбаясь приветствовал издали:

— Хорошенько готовьтесь к охоте!

Время от времени Мадек, как и его товарищи, приказывал привести из зенаны одну из девушек, полученных в подарок от раджи. Эти постоянные упражнения убедили его в том, что он абсолютно здоров. Но как только девушка уходила, к нему возвращался благоухающий и танцующий силуэт, который в тот вечер заставил его потерять сознание. Он гнал от себя этот образ, старался забыть это имя. Но у него ничего не получалось. Возможно, на охоте он опять увидит ее, может быть, даже приблизится к ней.

Лодка Мадека подплыла к маленькой пристани на берегу; больше вокруг не было никаких сооружений, кроме террас, устроенных для садов. От пристани начиналась дорога, вдоль которой выстроились слоны в парчовых накидках и с паланкинами, напоминающими маленькие дворцы. Но Мадек даже не удостоил их взгляда. Он видел перед собой лишь существо в голубой юбке и чоли, обшитом по краю золотой нитью, — невысокую, стройную женщину, обратившую взгляд к восходящему солнцу. Он мысленно повторил ее имя: Сарасвати.

Мадек всегда видел ее только в голубом. В цвете отплытия из гавани. В цвете многообещающего моря. В цвете любви, в которой он ничего еще не понимал, но предчувствовал ее, угадывал в томных движениях раджи, ведущего свою юную жену к слону. Когда Мадек сошел на пристань, его встретил Диван, не без удовольствия отметивший, что этот фиранги выглядит в индийской одежде уже не таким неуклюжим, как в первый день. Утром Мадеку принесли великолепную саблю с нефритовой рукоятью и изогнутым лезвием, но он настоял на том, чтобы взять с собой пару пистолетов, которые сохранил со времени походов по Южной Индии. В них не было никакого проку: ведь только раджа имел право охотиться. Но Мадек упорствовал, и капризного фиранги оставили в покое.

Вслед за Мадеком на пристань сошли Мартин-Лев, Боженька и Визаж. Раджа подошел к Мадеку и попросил перевести его товарищам, как они проведут этот день.

— Мы отправляемся в Багхдада, — сказал раджа.

— В Царство Тигров, — перевел Мадек.

— Это дикое, но очень красивое место, — продолжал раджа. — Там есть горы, озеро, леса. Замечательное место для уединения.

Мадек удивился. Молодой царь, правящий богатым мирным городом, ищет уединения? Одиночество всегда было уделом бедняков, сельская местность — убежищем несчастных. Самым важным в жизни Мадек считал наслаждение, а понятия «радость» и «праздник» связывались в первую очередь с Компанией и с так называемым нашим городом, то есть Пондишери. Неужели раджа страдает?

— Ты поедешь рядом со мной на первом слоне, — говорил Бхавани Мадеку. — Мы побеседуем о Годхе, и я объясню тебе, как будет проходить охота. Во время остановки, которую мы сделаем у храма Шивы и Великой Богини, ты перескажешь все эго своему господину, и он сменит тебя на спине моего слона. А потом я убью Тигра! Тигра, понимаешь?

Мадек впервые увидел на лице раджи жестокую усмешку. «Вкус крови, — подумал он. — Притягательность страдания». У кого он уже видел такое выражение лица? Ах, да, Угрюм, конечно же Угрюм, который, подобно молнии, прорезал небосвод его жизни и бросил его в песках Пондишери. Он скорее всего давно погиб. Мадек отогнал прочь это воспоминание.

В нескольких словах Мадек описал своим спутникам распорядок дня. Он почувствовал, что Мартин-Лев завидует преимуществам, которые он получал как переводчик. Впрочем, Мартин-Лев займет почетное место в тот момент, когда охота начнется по-настоящему.

По лестнице, приставленной к боку слона, раджа поднялся в паланкин, где его уже ждала Сарасвати, потом дал знак Мадеку взобраться к ним. Когда все расселись, он велел погонщику отправляться.

— Намасте, — сказала царица Мадеку и соединила ладони на груди в приветственном жесте. Мадек поприветствовал ее таким же образом.

— Клянусь мечом, сегодня я желаю встретить тигров, — сказал Бхавани.

— Я думал, что ваша религия запрещает вам убивать, — заметил Мадек. — Вы с таким почтением относитесь к священным животным, например к крокодилам в озере.

Бхавани взглянул на него с чувством собственного превосходства.

— Только раджа имеет право охотиться, поскольку он кшатрий и Сын Солнца! В теле тигра скрывается демон; в нем воплощается враг царя. И потому, фиранги, только я имею право охотиться. Это дхарма!

Мадек изо всех сил старался понять, что такое «дхарма»: правило, доблесть, долг… Дхармой объяснялось все, от обычных законов до исключений из них. Он никак не мог разобраться. Сарасвати улыбкой подтвердила слова раджи. Она вся блистала драгоценностями. Какая красавица! Дуги ее бровей мягко приподняты, ровные зубки ослепляют белизной, губы, красные от бетеля, притягивают взгляд. Мадек казался себе жалким и убогим. А ведь на нем было шелковое платье и тюрбан с султаном, таким же великолепным, как у Дивана. Но рядом с владычицей Годха он чувствовал себя оборванцем из Кемпере. Теперь он понял, почему сказочник, показывавший марионеток, не назвал ее имени и не стал описывать словами. Все в этой женщине было невыразимо.