Чарлз-стрит, 44 - Даниэла Стил Страница 38

Крис был согласен с матерью в последнем, но яростно возражал против остального, напоминая, что Йен приходится сыном ему, а не его родителям. Им легко играть роль сторонних наблюдателей и критиковать его. Они не принадлежали к числу бабушек и дедушек, принимающих активное участие в жизни внуков, но считали, что имеют полное право оценивать методы воспитания Криса, которые они не одобряли.

— Ни в какой коммуне я не живу! — выпалил Крис. — Мои соседи по дому — замечательные, интеллигентные люди, которые заботятся об Йене так, как не сумеет ни одна няня. Я поселился там из-за удобства еще до того, как Йен перебрался ко мне. Сначала я не считал нужным искать отдельное жилье, а теперь вижу, как много мои соседи значат для Йена. Если мы переселимся, то оба многое потеряем. — Крис твердо верил в это, но убедить свою мать не сумел.

— Ох уж эти мне новомодные веяния! — без обиняков высказалась она. — Детям нужны мать, отец и нормальный дом. И если уж Йену досталась такая мать, как Кимберли, пусть лучше живет вдвоем с тобой, но только если ты обеспечишь ему здоровую, нормальную обстановку в настоящем доме, а не в чужой гостиной. Извини, Крис, но я тебя просто не понимаю. Тебе же вполне по карману отдельное жилье. Значит, ты просто упрямишься и ленишься. А расплачиваться за твою лень будет Йен. Что он говорит друзьям в школе? Как объясняет, кто эти люди? Ты уже не так молод, чтобы жить вместе с соседями, Крис, и вдобавок у тебя ребенок.

— Об этом мне прекрасно известно, мама, — холодно отозвался Крис. Отец тоже досаждал ему подобными наставлениями, считая «альтернативный образ жизни» Криса неподходящим для ребенка. Его родители были консерваторами до мозга костей, обоим казалось, что комната, снятая в доме в Уэст-Виллидж на двоих, — крайне неудачная мысль. Отец утверждал, что это безответственно по отношению к ребенку, мать выражала ту же мысль другими словами. Было невозможно втолковать им, как добры Франческа, Мария и Эйлин к Йену. Мальчик жил в особом мире, его опекали сразу четверо взрослых, и даже гость, французский шеф-повар Шарль-Эдуар, старался развлечь Йена. Сын Криса жил не только с отцом, но и в окружении дружелюбных, заботливых людей, и Крис считал такую обстановку лучшим средством от душевных травм, которые мальчик получил по вине матери. Никто не мог отрицать, что Ким совершенно не годится в матери. Но Йен любил ее, она приходилась ему матерью, следовательно, они имели право на общение до тех пор, пока оно ничем не угрожало ребенку. Крис знал: его родители сожалеют, что Ким не умерла от передозировки, и убеждены, что в случае ее смерти Йен просто со временем забыл бы все, что с ним произошло, а раны в его душе затянулись бы гораздо быстрее. Но в действительности все было не так просто, в первую очередь потому, что Ким выжила.

— Надеюсь, насчет закрытой школы ты все-таки подумаешь, — повторила мать, и Крис нахмурился. Такие разговоры с родителями он уже успел возненавидеть. В своих представлениях о жизни они были старомодны и непреклонны, приличия и традиции волновали их больше, чем благо ребенка. Так растили и самого Криса, у которого с возрастом развилась глубокая неприязнь к образу жизни родителей и ко всему, что он олицетворял. Он чтил семейные традиции, ему нравилось, что летом на Виньярде собираются все поколения семьи, потому и сам приезжал на остров каждый год, но не выносил, когда за отжившие обычаи цеплялись только потому, что так принято, когда устаревшие идеи, которым больше не находилось применения, навязывали только потому, что они, видите ли, «проверены временем». Он ни за что не согласился бы отправить Йена в закрытую школу. Сейчас рядом с Йеном по крайней мере был один любящий родитель и вдобавок — полный дом людей, которые искренне заботились о мальчике и не жалели на него времени и сил. Внимания родителей Криса Йен никогда не удостаивался. Им было приятно сознавать, что у них есть внуки, как и видеть их в своем доме, — разумеется, если рядом были родители или няни, но в целом родители Криса держали дистанцию, наблюдали издалека, не пытаясь установить контакт и понять, чем живут их потомки. Крис никогда не видел, чтобы его мать обнимала кого-нибудь из внуков, а его отец если и задавал им вопросы, то лишь про отметки в школе и успехи в спорте.

Криса родители тоже никогда не баловали задушевными разговорами, поэтому он, повзрослев, поселился сначала в Бостоне, потом перебрался в Нью-Йорк. В жестких рамках мира своих родителей он не смог бы существовать изо дня в день. Да, родители беспокоились о нем, любили его, но для демонстрации любви и заботы выбирали способы, которые вызывали у Криса разочарование. Он давно понял, что с детства изголодался по эмоциональному контакту и ощущению связи, не хотел, чтобы Йен повторил его судьбу, поэтому даже думать не желал о том, чтобы отдать его в закрытую школу. Какие бы ошибки ни совершал Крис, по крайней мере он был рядом с Йеном и мог окружить его любовью, какой в детстве сам никогда не чувствовал. Его родителям положение и состояние семьи всегда казались более важными, чем счастье их детей. И дело было не в злом умысле и даже не в равнодушии: просто они хранили верность своим представлениям о счастье и не желали их менять. Они росли и прожили всю жизнь в таких жестких тисках социальных условностей, правил и обязательств, что так и не сумели вырваться из них. С появлением поколения Криса мир изменился, во всяком случае, для него и Йена, но не для его родителей. Они продолжали жить так, как повелось в семье, руководствовались правилами, которые теперь казались Крису бессмысленными. Ему с ранних лет хотелось поскорее вырасти и покинуть эту среду, в которой он всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Тем не менее он продолжал приезжать в родительский дом на летние отпуска и праздники, а в остальном бывал там редко. Этим летом ему пришлось особенно тяжело. Родители не стеснялись критиковать жизнь Криса и Йена, в которой ничего не понимали. Непрекращающиеся проблемы с Кимберли сделали Криса легкой мишенью для осуждения и тревоги, родители то и дело высказывали свое мнение по поводу случившегося — мнение, в котором он не нуждался.

Порой Крис думал о Франческе и с удивлением понимал, что соскучился по своему съемному жилищу. Если его назначат единственным опекуном Йена, ему придется подыскивать отдельную квартиру, и он уже заранее беспокоился о том, что вдали от соседей, которые так добры к Йену, им обоим будет слишком одиноко. Мария и Франческа охотно вызывались побыть с мальчиком, обе заботились о нем, как родные тетушки. Эйлин стала для Йена старшей подружкой. Словом, жизнь под одной крышей с ними была полна преимуществ. Все лето Крису недоставало дружеских бесед с Марией и Франческой. Он не получал от них вестей, но не сомневался в том, что они отдыхают, и надеялся, что у них все хорошо. А вот Эйлин, несмотря на ее доброту к Йену, он недолюбливал: она слишком напоминала Крису его бывшую жену, особенно разрушительными привычками и пристрастием к опасным мужчинам. За выходки Ким приходилось расплачиваться Йену, а до развода — и Крису.

Избегать серьезных разговоров с родителями Крис научился еще в юности. Единственным неприятным эпизодом, который его ожидал, мог стать визит к родителям Ким в Ньюпорт. Крису хотелось зажать уши, чтобы не слышать, как они оплакивают дочь, словно случившееся было чьей-то чужой, а не ее собственной виной. Отец Ким делал все возможное, чтобы вытащить ее из тюрьмы, но пока безуспешно. Йену они пытались внушить, что его мать мученица и святая. А по мнению Криса, святости в ней не было и в помине, особенно когда дело доходило до воспитания сына.