Ярлыки - Гарольд Карлтон Страница 38

— Ты меня в самом деле простил? — спросила она.

— Прощать было не за что. Будем называть это просто неудачным эпизодом.

Она кивнула:

— Я полагаю, что принадлежу к тем, у кого, так сказать, задержка в развитии. Но я по-прежнему хочу, чтобы мы оставались друзьями…

Он наклонился и нежно поцеловал ее в щеку.

— Мы и есть друзья. И будем ими. Знаешь, когда я в первый раз увидел тебя — в первый же день в школе — я почувствовал, что словно всегда знал тебя. Я не могу объяснить, это как… ну, если бы я мечтал о девушке, то я бы представлял похожую на тебя… Ты просто… ну все, чего я желал.

Майя покачала головой.

— Это приятно слышать, только… не говори так. Я не хочу никоим образом причинять тебе боль.

— Я знаю, чего я хочу, Майя. Я хочу ждать…

— Нет, — ответила она, — не жди. Я должна еще столько сделать, изменить… в себе. На какое-то время я хочу занять себя только работой.

— Я понимаю, — сказал он, — но ты не можешь помешать мне надеяться.

Маккензи вернулась, размахивая новой бутылкой кьянти. [11]Когда их ленч подошел к концу, неловкость все еще не исчезла. Они вышли на улицу и расцеловались на прощанье возле ресторана.

— Пока, дорогие! — Маккензи поскакала к входу в метро, потом остановилась, приняла несколько вызывающих поз и послала им воздушные поцелуи. Майя на прощанье поцеловала Дэвида, потом, сжимая в руке папку с набросками, села в душный, медленный автобус, следующий в сторону ее дома. На этот вечер Уэйленд по случаю окончания учебы пригласил ее на ужин в самый модный китайский ресторан.

Когда они вошли в переполненный зал, глаза всех посетителей обратились к ним. Майя была в черном французском платье, которое Уэйленд привез из магазина, с экстравагантной косметикой на лице, что, она знала, нравилось Уэйленду.

— А это награда за хорошее поведение, милая, — сказал он и положил на ее тарелку конверт, в то время как официант наполнил их, бокалы шампанским.

Она разорвала конверт: там лежали авиабилеты до Парижа и обратно. Она обомлела, потом в восторге обняла его.

— Это на август, — сказал он, высоко подняв свой бокал с шампанским. — Парижан, которых ты могла сразить наповал, не будет, [12]но это превосходное время, чтобы тебе прокрасться на выставки мод. Мы сообщим, что ты молодой стажер «Хедквотерз» по закупкам. Это поездка может иметь значение для всей твоей жизни…

Майя сидела в салоне Нины Риччи неподалеку от бульвара Капуцинов, ожидая начала своего первого сеанса в Париже. Она старалась держаться хладнокровно в этом элегантном, тихом салоне. Никто не оборудует свои салоны так импозантно и волнующе, как парижане. Просторные, застланные серыми коврами, с высокими окнами, обрамленными бледно-серыми драпри, абсолютно отгороженные от будней повседневной жизни, они образуют фантастический мир для своих клиентов. Никогда раньше она не представляла, каким серьезным бизнесом была во Франции высокая мода.

Одежда приобретала грандиозное значение — складка на платье, рубчик, шарф в этом обществе получали силу откровения. Майе захотелось сорвать все, что она носила, начиная с запыленных туфель. Когда, надменно держась, вышли первые модели, их высокомерие мгновенно породило у нее комплекс неполноценности. Она почувствовала, что ее макияж старомоден и неряшлив, когда увидела изысканные тени у них под глазами, скульптурные контуры их высоких скул. Директрисой у Нины Риччи была Антуанетта Дарро, маленькая женщина с завитыми седыми волосами и сапфировыми глазами. Она взглянула словно сквозь Майю с видом полнейшей отчужденности. Мадам Дарро выглядела так, будто была способна убить всякого, кто встанет поперек дороги ей или их дому.

Майя забыла, что она студентка, и представила, что носит сама эти великолепные платья. Сконструированные дизайнером дома Жюлем Франсуа Крэем, они казались несколько театральными, драматичными, такими, носить которые могут только эти поразительные неземные создания, что их демонстрировали. Но на каждое сногсшибательное изделие приходилось десять в высшей степени пригодных для всех.

Сидя в «Кафе де ля Пэ» возле Оперы после сеанса, Майя бегло набросала те фасоны, которые запомнила. Она могла бы выгодно использовать эту информацию для подготовки доклада в первом семестре второго курса.

Было темно и влажно. Она потягивала свой кофе и просматривала стопку купленных ею почтовых открыток, размышляя, что написать Дэвиду. Подняв глаза, она увидела, что из-за соседнего столика ее с интересом разглядывает смуглый, привлекательный француз. Он вежливо поднял бровь, и она тут же опустила глаза и на чистой открытке, там, где отведено место для адреса, надписала: «Дэвиду Уинтерсу».

Теперь, когда она находилась в сотнях миль от Нью-Йорка, она могла спокойно думать о нем. Как романтично было бы, если бы он сидел сейчас рядом с нею за столиком открытого кафе и держал ее за руку. Он притягивал ее. Она хотела, чтобы его руки обнимали ее, она хотела целовать его. Почему же все это обернулось так пугающе и ужасно? Она живо вспомнила, как его тело прижималось к ней, а его твердый член утыкался в нее, и жидкость выбрасывалась на ее живот. Она зажмурила глаза и поежилась.

Каждый день Майя посещала какой-нибудь дом моды, используя имя Уэйленда как пароль. Пату, Сен-Лоран, Карден… Она записывала свои впечатления и делала зарисовки после каждого сеанса. Однажды, после посещения грандиозного салона Диора, она ощутила счастливое головокружение. Никогда раньше ей не приходило в голову поработать в Европе, но сейчас она внезапно осознала, какая это чудесная идея. Живя здесь, подальше от матери, она сможет забыть ощущение заброшенности, которое испытывала от того, что Корал никогда не вспоминала о ней. Пребывание в чужой стране пробудило в ней скрытые чувства. Лежа в постели в маленьком, чистеньком отеле, где снял для нее номер Уэйленд, она осознала, что внутри ее до сих пор живет маленькая девочка, которая жаждет материнской любви и страдает, не получая ее. Она размышляла, почувствует ли она потребность наладить контакт с Корал и восстановить отношения с нею, когда вернется в Нью-Йорк.

Однажды вечером она купила стопку журналов мод и принялась перелистывать их в кафе возле своего отеля на Левом берегу. В этот вечер она открыла имя Филиппа Ру. Увидев фотографии моделей этого нового дизайнера, она испытала шок узнавания. Они выглядели, как та одежда, которую она конструировала в школе — словно путешественник во времени показал ее будущий дизайн. Когда она перевернула страницу и увидела фотографию самого Ру, то была задета еще больше. Его красивое лицо с темными глазами светилось уверенностью и счастьем. Он был сильный, чувственный, напряженный, его лицо подавляло даже с фотографии на журнальной странице. У нее было ощущение, словно она знала его по какой-то другой жизни. Его внешность, его слова, его модели были тревожно знакомы. Майя почти физически ощутила, что ей суждено работать с этим человеком, может быть, даже стать частью его жизни. Почти в испуге она закрыла журнал. Ей не оставалось ничего иного, как приказать себе забыть об этом странном случае. Ей предстояло еще два года обучаться дизайну в Нью-Йорке.