Порочные намерения - Лидия Джойс Страница 37

Сначала пришли безмятежные дни — такими они были до того, как она поняла, что существует некая разница между ее положением и положением детей семьи Уайт, а это было важнее того, что человека, которого они называли папой, она должна была называть дядей Уильямом. Потом пришло осознание — сначала не к ней, а к Эдгару, — что ее будущее гораздо менее определенно, чем у остальных детей в этом доме.

Она все еще помнила тот момент, когда Эдгар произнес слова, которые словно наложили печать на ее судьбу. Бедная родственница. Она не поняла, что значат эти слова на самом деле. Лишь почувствовала презрительный тон Эдгара. Она пришла в такое бешенство, что схватила его свистульку и оловянных солдатиков и швырнула в него. Один солдатик ударил его в ухо с такой силой, что показалась кровь. Тут появилась Нянечка — так они ее называли — и прекратила драку, а потом она отвела Эм в сторону и объяснила, не без некоторой доли сочувствия, что мальчик сказал правду… И что означала эта правда.

Прошло много лет, прежде чем Эм поняла все.

Омнибус остановился. Это была ее остановка. Эм протолкнулась к выходу и ступила на утрамбованную землю. Она выросла в деревне, ее душа уходила корнями в почву ее родины. А теперь она в Лондоне, в городе улиц и домов, где земля мертвая, а деревья растут за низкими изгородями или в парках за высокими оградами и где приходится каждый вечер смывать налет сажи с волосяных щеток.

Она вошла в цыганскую таверну. Хорошо, что она нашла такую квартиру. Дело не только в том, что миссис Грей была прекрасной стряпухой, но еще и в том, что разделение полов и предрассудки общинной морали, в соответствии с которыми женщины, особенно не цыганки, считаются существами нечистыми, означало, что мужчины никогда не беспокоили ее. Жаль, что нельзя сказать того же о лорде Варкуре. Не обращая внимания на собравшихся у стойки, она поднялась в свою комнату.

Едва Эм закрыла за собой дверь, как поняла, что она не одна. Она ощутила присутствие Томаса как почти осязаемую силу, которая словно переполняла ее маленькую гостиную.

— У меня нет новостей для вас, — сказала она, не оборачиваясь.

У одного из окон что-то шевельнулось. Варкур вышел из-за занавеси.

— Дверь была заперта, — проговорила она.

Она сохраняла видимое спокойствие, хотя сердце у нее забилось. Она едва слышала шум его шагов, пока он приближался к ней. В парке она не так боялась его — она даже не очень боялась его, когда он в последний раз пошел за ней в ее дом, потому что усталость пересиливала в ней страх. Но теперь у нее не было времени, чтобы приготовиться, и она мучительно сознавала, что деваться ей некуда.

— Я знаю. — Голос его раздался совсем близко, комната была слишком мала, чтобы вместить его.

Варкур, казалось, чувствовал себя в ее комнате совсем как дома, чего с ней самой никогда не бывало. Эту гостиную она сотворила так же старательно, как и саму себя. Комната была окутана синим и алым, драпировки скрывали убогую обстановку, так что ей не пришлось слишком тратиться на меблировку. Эм всегда ощущала себя в этой комнате посторонней, здесь царила Эсмеральда, хотя эта вторая женщина и была ее порождением.

Гораздо больше ей нравилась спальня, вообще не имеющая никакой индивидуальности — ни ее собственной, которая могла бы ее выдать, ни индивидуальности Эсмеральды. Эта комната была ее убежищем, пока сюда не вторгся Варкур, ее шкатулка соблазнительницы хранилась здесь, чтобы ее не мог случайно найти какой-нибудь клиент, которого она приводила в первую комнату.

Теперь даже спальня не казалась ее комнатой. Спокойная, хорошая деревенская девушка, какой она была когда-то, цеплялась за уверенность, что произошедшее мучит ее. Женщина, в которую она превратилась, все еще наслаждалась ужасным оргазмом и задавалась вопросом, не пропащая ли она душа.

— Зачем вы пришли? — спросила она. Эти слова были всего лишь звуком, нарушившим молчание.

Варкур поднял брови. Он не был хорош собой в общепринятом смысле слова. Его манера одеваться подчеркивала тонкость его черт. Лицо у него было слишком сильное, брови походили на темные линии над глазами, а переносица слишком выдавалась вперед. И все же он обладал привлекательностью, от которой во рту у нее пересыхало и пульс бился еще быстрее.

— А вы как думаете? — сказал он, остановившись в двух футах от нее.

Эм выставила перед собой корзину с покупками, словно она могла ее защитить.

— Вы не могли вынести больше ни одного мгновения без моего общества, — напрямик заявила она.

— Я пришел за докладом, — сообщил он.

— За докладом о чем? — Она нарочно поддразнивала его, но ей было нужно время, чтобы решить, что рассказать ему. Сведений было не так уж много.

Он не попался на ее уловку.

— О том, что сказала вам моя мать после того, как я оставил вас с ней в зоологическом саду.

Она обошла вокруг него и поставила корзину на стол.

— Прошло всего два дня. Очень трудно вытянуть из нее что-то существенное, — сказала она, стараясь выиграть время.

— Значит, доклад будет коротким, не так ли? — Голос его раздался прямо у нее над ухом.

Эм инстинктивно отодвинулась, пытаясь уклониться от его близости. Он протянул руку и вытащил гребень из ее волос, вместе с гребнем убрав и вуаль. Суровые складки у него на лбу слегка разгладились. И от этого она чуть не задохнулась.

— Вам не следует смотреть на меня, — сказала она. Впрочем, не сделала никаких попыток вернуть вуаль на место. Теперь уже это не имело значения.

— Вы так и не сказали, по какой причине, — проговорил Варкур. Потом опять протянул руку и расстегнул нижнюю пуговицу на ее корсаже, и внутри у нее что-то сжалось.

— Я и не собираюсь ничего говорить, — тихо сказала она. — Лорд Варкур, я надеюсь, что вы пришли не для того, чтобы попытаться терроризировать меня снова. Когда вы попытались сделать это в первый раз, у вас ничего не получилось, и уверяю вас, что и теперь у вас ничего не получится.

Он занялся второй пуговицей, глаза его мерцали, как черные угли.

— Вы ведьма, — сказал он.

Эм прерывисто вздохнула:

— Потому что я могу устоять?

— Нет. Потому что я не могу. — Под его пальцами три пуговицы, потом еще одна проскользнули через петли.

Она схватилась за край стола.

— А если я скажу вам, что вы должны устоять? Что я не хочу, чтобы ваши руки шарили по мне, чтобы ваши губы впивались в меня?

Руки его замерли.

— В таком случае вы солжете.

— И наша сделка будет расторгнута? — Ей нужно было непременно выяснить это.

— А вам этого хотелось бы? — Когда он поднял голову, глаза его пылали.

— Чего я хочу, редко имеет значение, — отрывисто произнесла Эм. Она отодвинулась от него и направилась к двери в спальню, и он позволил ей это.