Валлийская колдунья - Рексанна Бекнел Страница 37

— Сядь вон там.

Уинн послушалась Клива только потому, что не знала, что делать. Весь день ее бросало от одной крайности к другой. От одного буйного чувства к другому. И теперь, глубокой ночью, во время сильнейшей бури, она оказалась в конюшне наедине с человеком, к которому ее необъяснимо притягивало, но который упрямо желал только поговорить с ней.

Она услышала резкие щелчки кремния о сталь, пока он разжигал фонарь, висевший на колышке возле двери. Когда наконец это ему удалось, все помещение с низким потолком заполнилось тусклым желтым светом.

Уинн удрученно села и уставилась на мокрую ткань, ясно очертившую изгибы ее тела. Ни одна деревенская шлюха не выглядела так бесстыдно соблазнительно, как выглядела в эту минуту она. Любая приличная женщина безмерно обрадовалась бы, что мужчина, оказавшийся рядом с ней, не собирается тут же воспользоваться ее слабостью — тем более учитывая, какую прыть она проявила. Тем не менее она… она не могла отрицать, что была разочарована.

Божья матерь, что же в ней такого дурного? Хотя разумно было бы обрадоваться, что Клив отстранился, ее тело ныло от желания. Это было похоже на отчаянный голод, не обратить внимания на который Уинн не могла.

Она взглянула на Клива и увидела, как напряжено его лицо. Он тоже промок, рубаха облепила его широкие плечи и мускулистый торс. Он откинул длинные волосы со лба и стер с лица капли дождя. Но его глаза, обращенные к ней, горели, и она знала, что вовсе не дождь отвлек его, а она сама. Эта догадка принесла ей скупую радость.

Он прошелся по центральному узкому проходу конюшни и повернул назад. Рассеянно выругавшись, он наконец остановился прямо перед ней.

— Дело в том, Уинн, что, несмотря на все твои возражения, сэр Уильям имеет право знать, кто его сын… его ребенок, — исправился он. — Это право защищено законом…

— Каким законом? — решительно спросила она, скрывая пылкую страсть за более безопасным чувством злобы. — Английским или валлийским?

— И тем и другим, черт возьми. И помимо законов человеческих есть еще закон Божий. Или ты предпочитаешь и его отрицать?

— Когда Господь говорил, что насильник имеет права на свое дитя? Где?

— Проклятье, Уинн! Ты все усложняешь гораздо больше, чем есть на самом деле, — пробормотал Клив, проводя обеими руками по своим мокрым волосам. Потом он направил на нее пронзительный взгляд. — Что гласит четвертая заповедь? Почитай отца твоего и матерь твою. Но ты все равно готова лишить этого ребенка возможности почитать своего отца.

— А ты намеренно толкуешь заповеди в их самом узком смысле, — возразила она. — Я воспитала этих детей в почитании и уважении тех, кто заботится о них. Так, как этого требует Бог.

Клив нахмурился.

— Не в этом суть. Каждый ребенок должен знать, кто его родители, особенно если они не против. А лорд Сомервилл даже горит желанием.

Уинн вздохнула и на секунду прикрыла глаза, чтобы справиться с охватившей ее нестерпимой болью.

— Возможно, он и горит желанием, а вот я — нет, — наконец едва слышно ответила она.

Наступила тишина, нарушаемая только завыванием ветра и далекими раскатами грома. Уинн беспокойно наблюдала за ним, ожидая вспышки гнева. К ее удивлению, однако, он снял с перегородки треногую табуреточку и поставил на утоптанный земляной пол прямо против девушки. Она испуганно отпрянула, когда он опустился на табуретку и зажал ее руки в своих ладонях.

— Послушайменя, Уинн. Просто послушай. Ты уже не сможешь ничего изменить. Этот ребенок поедет со мной. Гуинедд знает, что так должно быть, и никуда от этого не деться. Дрюс тоже знает. А теперь, из-за собственного безрассудства, ты заставила детей сомневаться в твоих доводах. Расскажи-ка мне, как прошла ваша беседа?

Уинн с усилием проглотила комок в горле, глядя куда-то поверх его левого плеча. Пускай она не могла избежать этого неприятного разговора, но ей совсем не обязательно смотреть в эти слишком проницательные глаза.

— Я поговорила с ними.

— Ты рассказала детям об их родителях?

Уинн кивнула.

Он погладил ее руки.

— Значит, им известно, зачем я приехал в Раднорский лес?

Она снова посмотрела ему в глаза, нисколько не пытаясь спрятать злость и боль, которую он ей доставил.

— Им известно, что ты приехал украсть кого-то одного из того единственного дома, который у них есть.

Клив шумно вздохнул, но, когда она попыталась высвободить руки из его теплых ладоней, он только сжал их крепче.

— Итак, который же из них ребенок сэра Уильяма?

На этот раз ей все-таки удалось вырвать руки.

— Не знаю!

— Уинн, это бесполезно. Скажи мне правду.

— Это и есть правда, негодяй! Ворюга! — добавила она для весомости.

— Негодяй — возможно. Но вор? — Он мрачно оглядел ее. — Нет, я не вор, Уинн, и даже ты в глубине души вынуждена это признать.

Не в силах вынести мысль, что, возможно, он прав, Уинн вскочила. Но он поймал ее за руки и грубым рывком усадил на место. Наклонился к ней и пригвоздил грозным взглядом.

— Тебе не избежать этого, Уинн. Даже если мне придется вытягивать из тебя каждый факт, что ж, пусть так и будет. Но больше ты не скроешься от меня!

Уинн очень старалась казаться холодной, столкнувшись с такой яростью, но боялась, что он видит ее насквозь. Поначалу ей удалось загнать его в угол, но теперь он отражал ее удары.

— Итак, — он отпустил ее, но сидел по-прежнему наклонившись к ней и упершись руками в колени. — Изольда — твоя племянница, ты сама рассказывала. А ее отец… — Клив замолчал, внезапно запнувшись.

— Ее отец неизвестен, — сухо закончила за него Уинн. — Им мог быть любой из многих англичан, которые… которые насиловали мою сестру.

Клив откашлялся.

— Лорд Сомервилл говорил о женщине, которую… он держал у себя все три месяца, что пробыл в этих краях. Она была темноволосая…