Дни гнева, дни любви - Роксана Гедеон Страница 37

Жанно, заметив, что я приехала с Кристианом, бросился сперва не ко мне, а к нему.

– Сударь, нет ли у вас еще одного щенка? – спросил он, обращаясь к графу, и такая надежда, такое желание звучали в его голосе, что он готов был умолять о новом подарке.

– Щенка, к сожалению, нет. Но если завтра мы отправимся в деревню, то, пожалуй, выберем очень милого козленка.

– А что это такое?

– То же самое, что и щенок, только лучше, малыш. Я привлекла к себе Жанно и улыбнулась.

2

Окутанный туманом Ванн быстро остался позади, в низине. Мы шли к морю через грустную безлюдную долину, влажную после вчерашнего дождя. Но солнце уже проглядывало сквозь пелену туч и весело отражалось в лужицах. «Кли-кли!» – звонко кричала хищная пустельга, распластав крылья в сером небе. Колючие кустарники качались вдоль дороги.

– Здесь мрачно, – заметил Кристиан.

– Так мрачно, что вас не забавляет даже наш маскарад? Мы оба еще раз оглядели нашу одежду и улыбнулись. Для изысканного и элегантного Кристиана нарядиться в серый сюртук и бутылочного цвета шляпу было истинным мучением. Да и меня скромное платье и легкий чепец делали неприметной. Мы выглядели как мелкие буржуа. Впрочем, в этом и была вся соль нашего замысла. Отправиться путешествовать пешком по прибрежной Бретани и, разумеется, делать это инкогнито.

– Смотрите, – сказала я, – впереди Морбиган. Морбиган, внутреннее море перед ваннской гаванью, казался рябым, как лицо человека после оспы, от бесчисленного множества крошечных островков, рассеянных между волнами. Легкий, причудливый туман, окутывающий их, вырастал в странные фигуры. Точно белые призраки колыхались над волнами… Я невольно сжала руку Кристиана.

– Это, вероятно, острова друидов, – произнес он.

– Ах да… Вы знаете, кто такие друиды?

– Приблизительно.

– Это жрецы древних кельтов, что когда-то жили здесь. Они уплыли на запад. Видите те холмы?

Он кивнул.

– Это священные холмы друидов.

– Почему священные?

– Потому что могильные. А дальше менгиры и долмены – культовые камни.

– Как печален ваш край, – сказал Кристиан. – Здесь только и есть очаровательного, что эти холмы, да и те оказались могильными. У меня такое впечатление, будто я попал в огромную гробницу.

Я промолчала. Так думали почти все, кто приезжал в Бретань. Для того чтобы полюбить ее, осознать ее прелесть, нужно было ее узнать, понять, видеть ее не только в дни ненастья, но и когда солнце смеется в серо-голубом бретонском небе. А здешние леса? Нигде в мире нет лесов краше.

Над морем клубился сырой туман. Мы пошли вдоль берега, стараясь держаться подальше от холодных волн. Рядом раскинулись одинокие фермы. Громко блеяли овцы.

В полдень перед нами предстали полуразвалившиеся стены монастыря Сусиньо. Холодом и мраком средневековья повеяло на нас от руин этого замка, воздвигнутого еще в XIII веке. Мы долго бродили между развалинами по тропинкам, среди зарослей лопуха и донника. Сыростью сочились стены. Все здесь напоминало о знаменитом коннетабле Артюре де Ришмоне, герцоге Бретонском, освободившем Францию от англичан.

Полуразбитая, сдавленная с двух сторон стенами лестница вела нас наверх, в башню. Среди камней монастыря еще торчал воткнутый в канделябр железный ржавый факел. Когда он погас – сто, двести лет назад?

Мы взобрались наверх, и холод пронзил меня. Странная панорама открылась перед нами. Только с крыши собора Нотр-Дам можно было бы наблюдать такое. Отсюда, из Сусиньо, была видна чуть ли не вся прибрежная Бретань – изумрудно-зеленая, фисташковая, заплаканная после дождя, окутанная туманами и мрачно мигающая темными глазами болот и черными пятнами лесов. В клубах пара виднелся морской мыс – огромный, далекий.

– Прекрасный край для мятежа, – сказал Кристиан.

– Для мятежа? – переспросила я, вздрагивая от дурного предчувствия.

– Да. Именно так. Господь Бог, пожалуй, не мог придумать лучше. Бретань – извечная мятежница, это все знают.

Мы шли целый день, и я очень устала, хотя Кристиан и убеждал меня своими нескончаемыми комплиментами, что я выгляжу как никогда хорошо. Конечно же, верить ему не следовало. Туфли натерли мне ногу, и я бы с удовольствием с ними рассталась, если бы было чуть теплее.

В Пор-Навало мы сели в лодку, и рыбаки перевезли нас через пролив. Было уже не так сыро и ветрено, как в Морбигане. Мы так устали, что, едва сняв комнату в гостинице и поужинав, сразу уснули.

Мы провели ту ночь очень невинно, но я тогда ощутила к Кристиану не только привязанность, а, может быть, нечто большее. Было так хорошо, что он есть рядом. Я уже со страхом представляла, что мы когда-нибудь расстанемся. Очень желая, чтобы он чувствовал то же самое, я внезапно спросила его, уже утром, когда мы шли по безлюдной долине, – спросила шепотом, слегка настороженно:

– Вы счастливы, Кристиан?

– С вами – да. Я люблю вас, Сюзанна.

– Тогда я тоже счастлива. Мне ничего больше не нужно. Впереди утренние лучи солнца озаряли крошечный городок Локмариякер, больше похожий на рыбацкое селение.

– Вы были здесь? – спросил Кристиан.

– Нет, никогда, – призналась я. – Но Локмариякер – это родина и столица друидов.

– Ах, да выбросьте вы из головы этих друидов, дорогая кузина! Разве вы не видите, что мы все ближе к теплу и солнцу?

Мы шли по каменистым полям Карнака. Ветер трепал мои юбки и шляпу, но это был уже не тот холодный ветер, которым встретил нас неприветливый Морбиган.

– Какие здесь туманы, – проговорила я. – Там, где я родилась, в Тоскане, туманы были легкие и разноцветные, а здесь они тусклые, бледные, печальные…

Мимо нас тянулось серое море, оживленное кое-где белыми барашками пены. Дорога шла то вдоль побережья, то сворачивала и пересекала серые долины. К вечеру показалось заросшее травой, ряской, затянутое тиной озеро. Белые чашечки лилий уже сомкнулись на ночь. Под водой пряталось подножие старого замка, давшего начало городку. Сумрачную тишину вдруг прорезал хриплый крик, а сразу после этого – какое-то громкое шипение. Я вздрогнула и ухватилась за руку Кристиана.

– Не бойтесь, Сюзанна, – сказал он, – это просто сипуха.

– Кто? – переспросила я, все еще вздрагивая.

– Глупая птица. Она живет в скалах и камнях. Когда я был ребенком, мне доводилось ее слышать.

– А где вы выросли?

– В Нормандии.

– Значит, мы с вами – почти земляки…

Наступила ночь – черная, безлунная и беззвездная. Темное небо не улыбнулось ни одной светящейся точкой. И слышно было, что завывает ветер в дымоходе.