Семейный стриптиз - Оливия Голдсмит Страница 37

Обсудив все «за» и «против», Мишель с Джадой при­шли к выводу, что обеим пора возвращаться на работу.

– Еще пару дней безвылазного сидения в доме, убор­ки или сюсюканья с Поуки – и ты угодишь в психушку, – заявила Джада. Мишель отлично поняла, что подруга и себя включила в состав потенциальных пациентов псих­больницы.

Тем же вечером Мишель предупредила Фрэнка, что со следующего дня возвращается в банк. Тот, как обычно, принялся отговаривать («К чему тебе эта работа? По-моему, я достаточно зарабатываю…»), но Мишель было нужно – необходимо! – размеренное постоянство рабо­чей рутины. Она хотела ускользнуть из дома, оскверненно­го не только в переносном, но и в прямом смысле до такой степени, что никакие чистящие средства не в силах были вернуть прежний вид стенам, окнам, мебели. Кроме того, на работе всегда можно поболтать с приятельницами на нейтральные темы, а это очень отвлекает от непреходящей тревоги за будущее. Плюс ко всему – что бы ни говорил Фрэнк – даже ее мизерный заработок теперь мог приго­диться. Судебная тяжба, как известно, дело недешевое. Ра­зумеется, вслух она этого не произнесла. Довольно с Фрэнка проблем; да и мужская гордость не позволила бы ему согласиться.

Фрэнк почти не делился с женой своими страхами, но Мишель видела, что напряжение его с каждым днем нарас­тает.

– У них ничего против меня нет! – твердил он в ответ на ее расспросы, а сам часами вел телефонные переговоры с Брузманом. Мишель в душе недоумевала, как мужу уда­ется, практически не работая, тратить столько денег на новую обстановку, уж не говоря о гонораре адвоката.

Забрав из спальни Дженны электрические щипцы, ко­торые та, по обыкновению, не положила на место, Ми­шель отправилась в ванную. Там она сунула вилку в розет­ку и распахнула шкафчик со своим косметическим богат­ством – полестней разноцветных флакончиков, тюбиков и баночек. Приблизив лицо к зеркалу, она покачала голо­вой. Кошмар! Кожа как мел, темные мешки под глазами, бескровные губы. Придется потрудиться.

Предварительно затянув волосы на затылке, Мишель накладывала основу для макияжа, когда на память пришли слова из где-то услышанной песни: «Гроза не вечна, сделай счастливое лицо…» Так-mo вот. Довольно себя жалеть. Не смей появляться в банке со скорбной миной!

Когда макияж был завершен, из зеркала на нее смотре­ло совсем другое лицо с матово-кремовой кожей, нежным румянцем и чуть поблескивающими розовыми губами. Темнота под глазами исчезла, они стали больше и вырази­тельнее от перламутровых теней. Мишель усмехнулась. Забавно все же, что женщины с такими трудами избавляются от теней под нижними веками только затем, чтобы создать искусственные на верхних! Что ж, отлично. Выглядит даже лучше, чем когда-либо. Осталось поднять боевой дух – и вперед!

Выходя из ванной, Мишель мурлыкала о том, что гроза не вечна.

Мишель заранее договорилась с Джадой, что придет чуть позже обычного, когда все уже будут на местах. Джада в том числе. Взяв несколько дней без оплаты, больше она не могла себе позволить – чек за услуги Брузмана нужно было отрабатывать. Конечно, она предпочла бы поехать вместе с Джадой, но та ее идею забраковала. Мишель оби­делась было, но тут же поняла, что несправедлива к подру­ге. До всех этих трагических событий они не ездили вместе; с какой стати начинать теперь?

За минуту до девяти Мишель припарковалась на стоян­ке у банка, вышла из машины и вдохнула поглубже. Все нормально. Выше нос, как говорит Джада. Ты ни в чем не виновата. Она прошла к служебному входу и ткнула кнопку звонку. Открыл Бобби, симпатичный парнишка, на пол­ставки подрабатывающий охранником.

– Привет-привет, – бросил он.

Ну вот, а ты боялась. Легче легкого!

Мишель приветливо поздоровалась с коллегами, затем сняла пальто, повесила в шкаф рядом с другими и прошла прямиком к автомату с кофе. Она была тронута тем, что за время ее отсутствия (всего-то неделя, но все же) никто не убрал ее чашку с привычного места. Мишель налила себе кофе, повернулась – и с чашкой в руке застыла перед своим столом… который больше не был ее столом! Исчезли фотографии Фрэнка и детей, исчез снимок Поуки и кро­хотный горшочек с плющом – подарок на прошлый День матери. Исчезло все, что делало стандартный офисный стол кусочком ее дома.

У Мишель пересохло в горле. Опасливо подняв голову, она обвела взглядом сослуживцев. Что это? Злая шутка? Проверка на прочность? Трое из коллег занимались клиен­тами, Бен висел на телефоне, Анна тоже, а остальные отве­ли глаза. В полной растерянности Мишель машинально опустилась в кресло и уставилась на стол. Рука ее дрожала. «Нужно поставить чашку, а то разолью кофе, – мелькнуло в голове. – Что же теперь делать?»

– Привет, Мишель. – Закончив разговор по телефону, Анна пересекла кабинет и остановилась перед ней. – Пока тебя не было, наши консультанты произвели перестановку, – деловито сообщила она. – Твой стол перенесли в нишу. – Анна кивнула на выступ стены, который создавал нечто вроде алькова рядом со входом в хранилище. На это место многие зарились, поскольку оно было скрыто от глаз посетителей, но оно не подходило для тех, кто работал с клиентами.

– Да, но… тут ведь Бетси всегда сидит! – возразила Мишель. Бетси, которая обслуживала сейфы, нужен был доступ к хранилищу, и лучшего места для нее, чем в нише, в кабинете не нашлось бы.

– Бетси поставили стол рядом с другим входом, с той стороны, так что теперь во время работы с сейфами нас не будут отвлекать. Соответственно, обеспечивается повышение производительности труда, – закончила она лекторским тоном, круто развернулась и прошла к своему столу, где немедленно уткнулась в папку с документами.

С горящими под слоем косметики щеками Мишель встала и прошла на свое новое место. Протиснувшись между стеной и столом, опустилась в кресло. С тем же ус­пехом ее могли запихнуть и в кладовку; обзор был бы боль­ше. Рабочий уголок Анны да стеклянная стена кабинета Джады – вот и все, на что ей теперь позволено смотреть. Одна. Совершенно одна. Пария… Могла ли эта переста­новка быть случайностью? Вряд ли.

Мишель придвинула к себе пачку заявлений на выдачу ссуд и сделала деловое лицо, потому что счастливое где-то потерялось.

Все утро Мишель проработала с накопившимися за время ее отсутствия документами и позвонила нескольким клиентам, неверно заполнившим формуляры. С теми, кого предстояло обрадовать положительным решением, она ре­шила повременить до обеденного перерыва – больше шансов застать людей дома. Хорошую новость приятно со­общать. Жаль только, что у нее самой хороших новостей не густо.

Часы показывали половину двенадцатого; к Мишель никто так ни разу и не обратился, если не считать двух жаждущих ссуды клиентов, а самой ей не хватало духу по­дойти как ни в чем не бывало к Бену или к кому-нибудь из младших клерков, поболтать о том о сем. Не дай бог, они обошлись бы с ней, как дамы на школьной ярмарке. Нет уж, спасибо! Больше ей такого не вынести.

Вопрос о том, почему ее в прямом смысле задвинули в угол, не переставал мучить Мишель. Неужели для того, чтобы изолировать от «порядочных» людей? Или это все-таки совпадение? Очень не хотелось клеветать на коллег и уж тем более не хотелось думать, что перестановка совер­шилась по личному распоряжению Джады, но откуда ей знать? В конце концов, Джада – не только подруга Ми­шель, для нее благополучие детей превыше всего. Если Джада потеряет работу, она потеряет все.