Валерия. Роман о любви - Юлия Ершова Страница 36

Свежеподпиленный маникюр тётушки стучит по фарфоровым чашкам. Сытая племянница потягивается за столом. Хозяйка квартиры, возомнившая себя прокурором, раздражает её всё больше и больше.

— Дорогая тётя, икаровцы нуждаются в специалистах по цветным металлам. Знание иностранных языков приветствуется. А объявления желательно читать до конца абзаца.

Наталья, подскочив, разворачивается к столу и восклицает:

— Ой! В специалистах нуждаются! Знание языков! Ха! Набрали штат из родственников знакомых! Работать некому, руководство слабое, сотрудники обленились! И Валерка обнаглел. Ты знаешь? Он Санькины проценты по-честному оформлять не хочет. Вот тебе и друг. Вот и родственник. Где справедливость? Как действовать, как влиять на такого бесчестного человека?

Снежана зевнула.

— Молчи уже. Влиять на Яновича решила. Ты что куришь, тётя?

— Вот ты как! — Наталья опять не может сдержать слёз. — Никакого уважения ни ко мне, ни к матери. Радуешься, что её на свадьбе не будет. Мне помочь не хочешь. Впрочем, чего ещё ожидать от его копии. Хоть бы один наш ген сработал, так нет, всё его. Те же жесты, взгляд…

— У меня волосы твоего отца. Утешься, — язвит Снежана. Она как будто не принимает разговор всерьёз — ведь серьёзность осталась в её родном изувеченном доме.

— Вот что, родственница, — не унимается хозяйка, — передай своему отцу — наше терпение лопнуло. Пусть долю Саньке отписывает! Ты в курсе, как Сашка вкалывает, не жалеет себя, мотается в командировки. И все темы он придумал, идеи все новые выдаёт. А какая благодарность? Какая? Вот где твой отец! Думаешь, никто не знает. Я знаю… чую, в Польшу понесло капиталиста, а то и дальше куда, за мечтой своей, за джипом помчался. И уж поверь, копейки считать не станет. А я, — хозяйка разводит руками, — а мы… нам спать негде… Посмотри, посмотри на мою спичечную квартирку. Хоть бы на расширение денег выделил. Так нет! Джип покупаем. — Голос разгневанной тётушки дребезжит на высоких и проваливается на низких нотах.

Снежана хмурит брови — на сегодня хватит истерик. Бледнея на глазах, она отвечает:

— В разводе ты не на алименты жила, а к проклятому капиталисту за данью приползала каждый месяц. И за этим капиталистом же бегала, готовая в любой момент подол задрать! Откуда мне известно? Полина Лазаревна в моменты истины делится с твоими же подругами. И если ты сцапала этого хронически влюблённого коротышку, которого мой отец всю жизнь на себе тащит, это не значит, что оттяпала и долю собственности. Ясно? Так что ротик прикрой и запомни: не видать тебе ни «Икара», ни денег Яновича.

Тётя надувает второй подбородок, в котором застревают слова для ответа. Миша молчит, не отрывая взгляд от сестры, которая, отдышавшись, продолжает:

— Короче, ты не говорила, я не слышала. Только знай: «Икар» тебе не по зубам. Желаешь стать акулой бизнеса — заводи своё дело. Тем более у тебя такой бесценный экземпляр в кармане, одни идеи только — ого. М-м? — искры задора опять сверкают в глазах Снежаны. — Ты поднимешься, а отец без самого ценного, незаменимого сотрудника канет в небытие. Всем по серьгам, как говорится.

Снежана встаёт из-за стола и с надеждой смотрит на погасший экран старенького телефона, который был дорог ей как память. Когда же ты вернёшься, папа? Смотри, сколько напастей свалилось на твою дочь. Миша, захныкав, тянет к ней ручки. Его королева хмурит брови, глаза её потемнели.

— Мишун, не хнычь, ты мужик, — упрекает его сестра, беря малыша на руки.

Но Наталья Лазаревна, похлопав ресницами и всполошившись, перехватывает Мишу.

— Успокойся, кутёнок. Да, я включу тебе мультик. Скоро девочки, сестрички твои, придут с танцев. Поиграют с тобой.

Сидя на руках тёти, Миша дотягивается и обхватывает сестру напряжённой, скорченной правой рукой, над которой особенно работают массажисты, — и вот уже только что повздорившие родственницы стоят в обнимку. Чтобы не огорчать братика, Снежана терпит объятия неприятной женщины, прикосновение скользкого бархата её костюма, через который пробивается мыльная дрожь целлюлитного тёткиного тела. От этой нарастающей дрожи железные латы, надетые Снежаной для словесной перепалки, начинают трещать по швам, наконец звякают и падают к ногам воительницы. И она тут же ощущает, как в сердце просачивается жалость к Натахе, не востребованной счастьем женщине, которая живёт с оглядкой на семью старшей сестры, которая перебирает чужие трагедии и победы, не видя и не ища своих.

В знак примирения Снежана хлопает тётушку по мясистому плечу. Та тоже смягчается.

— Что ж это? Получается, месяц после больницы — и нате, пожалуйста. — Тётя чмокает Мишу. — Ты родился, и она год ни капли. Ни-ни. Даже на Новый год.

Миша понимает, что наконец говорят и о нём, и смеётся от души, а блаженные глаза сияют радостью.

Гармонию семьи нарушает телефонный звонок. Как дикарка, отскочив от тётки, Снежана тут же кидается к своему телефону, который дребезжит на кухонном столе. «Отец, отец, отец», — повторяет она в ритме доктора Айболита, твердящего «Лимпопо» по дороге в Африку.

— Снежана, как ты? Всё ли в порядке? — спрашивает из мобильника голос Александра Ильича. В ответ Снежана сначала молчит, сдерживая дыхание, а потом еле слышно произносит:

— Да-да.

— Она уже спит. Опять к Георгиеву положили. Не волнуйся, всё как обычно. Завтра придёт в себя. Спокойно учись, отдыхай. И… Снежана, очень прошу, если объявится отец, сообщи в любое время. И… ему надо в диспансер подъехать, не откладывая, оформить всё, он знает. Только не забудь напомнить, чтобы в первую очередь туда… Да не благодари, не тот случай. До завтра…

— Да-да… — зачем-то снова произносит Снежана и так и застывает с раскрытым мобильником в руке.

Миша начинает скулить, поняв, что сестра опять оставляет его в семье тёти. Так повелось: стоило только Полине Лазаревне угодить в секретную больницу — Миша ночевал в этой крошечной квартирке, в комнате с двоюродными сёстрами. Ему нравилось веселиться с девочками, смотреть с ними мультики. Ночью, когда взрослые оставляют детей в покое, он прятался под одеялом, а его сёстры, картавя, рассказывали полушёпотом страшные истории. Но маленькое сердечко Миши всё равно тосковало по голосу и рукам старшей сестры. Дома каждую ночь малыш просыпался раз или два, Снежана баюкала его, давала воду из поильника, переворачивала на другой бок и целовала, и тогда сон опять окутывал малыша. А в чужой постели Мише было неуютно, он просыпался и никого не звал. Сестрички сопели на двух ярусах детской кровати, сбрасывали одеяла. Иногда младшая из них хихикала во сне, тогда Мише становилось радостно на душе, и он улыбался и думал, что она вот-вот подскочит с кровати и они вместе поиграют кубиками, или пони, или чем-нибудь ещё — надо только прибавить яркости ночнику. Но младшая не просыпалась, а Миша ждал, когда она опять захихикает, и не смыкал глаз до утра.

— Брателло, — Снежана обнимает Мишу, — ты мужик, не хнычь. Завтра увидимся. — Теперь она обращается уже к тёте: — Наташ, утром Петя приедет за малышом, часов в девять. Постарайся накормить его до отъезда. Да, и положи мне с собой в коробочку твоё вот это вкуснейшее блюдо. Отец точно должен приехать ночью, я его чувствую. А дома погром, хлеба и того нет.