Моя желанная - Маргарет Каллахэн Страница 36

— Это еще не все, — сказала она, толкнув Дева на спину, и села на него. — Ты думаешь об Англии?

— А как ты считаешь? — Дев поднял руки, закинул их за голову и лежал с беспечным видом.

Тогда Холли резко опустилась, но тотчас поднялась и замерла на несколько секунд.

— Нравится? — спросила она, чуть-чуть опускаясь. Поднялась. Помедлила. Сделала едва заметное движение вниз, опять поднялась.

— Нет, о нет, не надо! — зарычал Дев.

Он притянул ее к себе, обнял и уложил на постель. Они соединились, двигаясь все быстрее, все неистовее. Женщина и мужчина, тело к телу, пока не наступил катарсис, уносящий разум взрыв, который снова, снова и снова уничтожал и воссоздавал время.

А потом они, пресыщенные, уснули.

Прошла вечность, прежде чем Холли ощутила, как Дев шевельнулся рядом с ней.

— Утренний хор, — произнес он смущенно, открывая глаза и улыбаясь ей. — Вот уж не думал, что меня способно напугать птичье пение.

— «То соловья, не жаворонка пенье», — поддразнила его Холли, повторив слова Джульетты, которой хотелось, чтобы Ромео не покидал ее после ночи любви.

— О нет! — порывисто воскликнул Дев, и глаза его вдруг потемнели.

— Дев!

— Я больше тебя хочу, чтобы ночь не кончалась, но когда она все-таки кончится, перед нами будет целая жизнь. Это счастливое завершение, Холли. Все в нашей власти.

— Но…

— Никаких «но». Просто я и ты, навсегда. Поверь мне.

Навсегда. Или до тех пор, пока Деву не надоест. «Счастливое завершение. Поверь мне». Однажды она ему поверила. А Дев ничего ей не обещал.

Когда он направился в душ, Холли раздвинула занавески. Дневной свет. Скоро проснется Джонатан. Да, жаворонок возвестил наступление утра. Конец ночи. Конец мечты. Холли прижалась лбом к оконному стеклу, ощутила утреннюю прохладу и внезапный холод страха, коснувшегося сердца. Что она получила? Ночь любви. Так мало попросить, так много отдать. Но Дев ничего не обещал. Одна драгоценная ночь любви. Для нее. А для Дева… Холли смахнула слезу. «О Дев, зачем ты вернулся? Зачем через столько лет снова вошел в мою жизнь и перевернул ее?»

Почувствовав движение возле себя, Холли повернула голову.

— Что с тобой, милая? Скажи мне, в чем дело? — тихо спросил Дев, удивленный ее молчанием.

— Ни в чем. Тебе лучше одеться. Джонатан скоро встанет и, не дай Бог, увидит тебя здесь.

— Стыдишься, Холли? Стыдишься нас?

— Нет. Просто он не поймет, а Мерил…

— Она рано или поздно узнает. Но ты права. Джону будет непонятно. Я уйду.

— Иди. — «И не возвращайся», — добавила она про себя. Потому что ей нужно все или ничего, а она обманывала себя. Да, обманывала всю ночь. Она любит его. Значит, все или ничего. А так как Дев ее не любит…

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что рано или поздно Мерил узнает?

— О тебе и обо мне. Что мы принадлежим друг другу. Ты должна сказать Кордри…

— Нет.

— Что значит «нет»?

— Мы не принадлежим друг другу. Сейчас мы уже вернулись в мир реальности…

— Нет, Холли! — Дев сжал ее плечи. — Ты любишь меня. Ты хочешь меня. Мы только что провели вместе ночь любви, ты принадлежишь мне.

— Я не принадлежу никому, Дев. Я сама по себе. Холли Скотт.

— Ну да, разве я могу забыть?! — с горечью бросил он.

— Что ты имеешь в виду, черт побери?

— Холли Скотт. До мозга костей! О да, я должен был это предвидеть. Ведь ты не можешь отступить от семейных традиций, верно? Деньги, — вытолкнул он из себя, отпрянув от нее с возмущением. — Деньги Кордри, чтобы сделать приятной жизнь для алчной маленькой дочки Грегори Скотта.

— Ошибаешься.

— Вот как? Тогда объясни мне, дорогая, — ледяным тоном продолжал Дев, скрестив руки на груди. — Хотя бы ради любопытства. Почему Кордри? Если не из-за денег, то, видимо, из-за чего-то еще. Любовь? Секс? Лучше меня? Брось, женщина, он должен быть просто необыкновенным, чтобы превзойти меня.

— Ты уверен, Дев? Всегда уверен, — усмехнулась Холли.

Про себя она рыдала, просто умирала, нанося удар тому, кого любила, вынуждая страдать того, кого любила. И не могла не признавать, что Дев, по существу, прав. Конечно, деньги. Но несмотря на Мерил и Джонатана, она бы бросила все к чертям, если бы Дев захотел. Если бы он ее любил. Да ему даже не известно значение этого слова… Нет, неправда. Его женщина. Его любовь. Она где-то существует. Возможно, та женщина не нуждается в Деве, не любит его, не хочет. И возможно, он пытается с этим справиться. Лурд, посещение мессы. Любить и бросать их. Любить и бросить ее. Правда, ее он не любил.

— Ты не можешь перепрыгнуть из постели, в которой была со мной, в постель Кордри, черт возьми! — рявкнул Дев.

— Почему нет? — задала она вопрос с ледяным спокойствием, которого не испытывала. — В конце концов, мы живем почти в двадцать первом веке. Так поступают и мужчины, и женщины.

— Не надо…

— Что не надо? Говорить правду, Дев? — все так же холодно продолжала она. — Вспомни прошлую субботу. Вечер моей помолвки, То была твоя постель? Или, постель Люси?

— Но мы… это…

— Совсем другое дело? Почему же?

— Потому что это не имело значения. Люси…

— Бедная Люси, — съязвила Холли, задыхаясь от терзающей ее боли.

Дев и Люси. Занимаются любовью. Дев и Люси. Губы к губам, тело к телу.

— Да ты, кажется, всерьез? — недоверчиво спросил он. — Ты и в самом деле предпочитаешь Кордри с его миллионами… мне?

— А как ты думаешь?

Наступила пауза, самая долгая, какую когда-либо переживала Холли. Лицо Дева омрачилось, его сильное, такое любимое лицо, и она, затаив дыхание, ждала, просто ждала. Она любит его. Одно только слово Дева, и она примет его условия. Одно слово…

— Думаю, ты лжешь. Один Бог знает почему, но лжешь. Но твое тело не лжет, все это не лжет, — твердо сказал он, привлекая Холли к себе, быстро целуя и проводя рукой по ее телу легким, о, таким легким касанием, в котором Холли не могла ему отказать. Дев поднял голову, почти прижал лицо к ее лицу, и глаза его заглянули ей в самую душу. — Твое тело не лжет. И ты не можешь. Не должна. Я отказываюсь верить, что ты прыгнешь в постель к другому мужчине, когда твое тело жаждет, чтобы ты была, со мной. Нет, ты не можешь.

— Не могу? — Холли рывком высвободилась из его объятий. — Ладно, Девлин Уинтер. Я не только могу, но и сделаю это, как делала до сих пор. Семь лет, Дев. Семь долгих одиноких лет. Больше мужчин, чем у тебя горячих обедов. В конце концов, практика совершенствует, и ночью ты получил тому доказательство.