Ребенок от бывшего мужа - Анастасия Франц Страница 36

Я не замечал отношения Марины к моей жене, хотя следовало бы. Может быть, тогда бы не было всего этого ужаса, в котором не только я варился, но и моя маленькая ранимая девочка. Чёрт! Как же я тебя обидел, малютка. Моё рыжее солнышко.

При мыслях об Аде я закипал с новой силой, не контролируя себя и свою ярость. С каждой секундой сдерживаться становилось всё сложнее.

Сестра подскочила с дивана, желая, как обычно, меня обнять, но я не дал даже прикоснуться к себе, делая шаг в сторону, увеличивая между нами расстояние не только в физическом смысле, но и в духовном. Не знаю, как мы будем после всего этого общаться, но у меня нет ни малейшего желания как-либо контактировать со своей семьёй когда-либо. А в положении моей девочки, тем более не следует. Ей противопоказаны волнения, а встреча ни с одной из девиц ничего хорошего не сулит.

Я не хочу, чтобы малышка потеряла нашего с ней ребёнка, который связывает нас невидимой ниточкой после того, что я с ней сделал. Боже, что я с ней сделал? С нами…? И в то же время я благодарен Богу, что нас с ней вновь свела судьба, хоть и при печальных обстоятельствах. Я рад, что тогда не сдержался, и Рыжик смогла от меня забеременеть. Если бы не это всё — неизвестно, смогли бы мы со Славиной встретиться, даже если бы я узнал, что действительно произошло в тот день три года назад.

Обхожу девушку, направляюсь к дивану, где ещё минуту назад сидела родственница, от взгляда на которую мне становится не по себе. Чувствую непонимающий взгляд Марины, сверлящий мою спину, но никак не реагирую.

— Чем занималась? — спрашиваю. Сажусь, пытаюсь расслабиться и пока не подавать никакого вида, что всё слышал и что мне известны все планы этой коварной троицы.

Каждый, кто участвовал в этой авантюре, понесёт заслуженное наказание. Я так просто это не оставлю. Не тогда, когда это касается моего ребёнка и его матери, которая была для меня всем.

Сестра мнётся сзади, но всё же решается сесть рядом, только слишком зажата, но мне нет никакого дело до её чувств, как и ей — до моих. Я не жестокий человек, но сейчас мне всё равно, что будет с сестрой. Она не думала обо мне, когда всё это организовывала и продумывала до мельчайших подробностей со своей подругой. Не думала, что будет с Адой, когда я выкину её из дома, но, видимо, на это дорогая родственница и рассчитывала, когда подговаривала моего друга. Интересно, за сколько он продался? Сколько стоит наша дружба, что он так предал меня, Аду, которая относилась к нему как к брату, которого у неё никогда не было?

— Да, собственно, ничем. А ты чего решил приехать? Вроде не собирался или я чего-то не знаю? — сестра хмурится, делая вид, что беспокоится, но сейчас я вижу в каждом её жесте фальшь, которую раньше и не замечал. Старый дурак.

— Решил узнать, как поживаешь. А то ты сначала атакуешь мой дом и офис, а позже, после того, как я попросил не лезть в мою жизнь, залегла на дно вместе с отцом. Кстати, где он? — интересуюсь, хотя, если честно, то мне совершенно неинтересно, где он и что делает.

Не понимаю, как я жил в этой семье и не видел элементарного. Не замечал пренебрежительного отношения к бывшей жене, хоть мы и жили отдельно от моих родственников, никак не касаясь их. Как? Я был настолько слеп, что позволил всему этому случиться. Только до сих пор не могу понять, чем я такое отношение заслужил от родственничков? А особенно Ада. Молоденькая девочка, которая никому ничего плохого не сделала. Которая не видела родительской любви, но вопреки тому, что жила в детдоме — умеет отдавать, дарить, по-настоящему любить. В отличие от моей сестры.

— Отец на работе, — сестрица говорит спокойно и, видя, что я ничего не говорю о её разговоре с Марго, делает ошибочные выводы, что я ничего не слышал, успокаивается. Наивная моя сестрёнка.

— Ну, хорошо, что он на работе. Значит, мы сможем с тобой поговорить без свидетелей, — от моей последней фразы Марина вздрагивает и вся сжимается.

— Что-то случилось? Ада? — первое её предположение, что что-то случилось с моей бывшей женой, но она не дождётся, чтобы с девушкой что-то случилось. Я буду делать всё, чтобы она и наш малыш были в безопасности. Даже если мне придётся от них отказаться.

О последнем даже страшно думать. Я не хочу уходить. Оставлять её и малыша, по венам которого течёт моя кровь.

— Нет. С Адой и малышом всё хорошо. Я пришёл поговорить о тебе, а точнее, о твоём поведении, — обстановка в один миг между нами накаляется до предела, отчего я, и так взвинченный от услышанного, резко встаю и направляюсь к окну.

Становлюсь спиной к мелкой, руки прячу в карманы брюк, сжимая их в кулаки. Нужно держать себя в руках, иначе сделаю только хуже.

— Скажи мне, Марина, — говорю, не поворачиваясь к ней. Единственный раз в жизни мне противно смотреть на родную сестру, которую я любил с её рождения и думал, что она никогда не поступит так подло. Не предаст меня, мою к ней любовь. В конечном счёте, нашу родственную связь. Видать, ошибся. Просчитался. — Скажи, кто тебе дал право решать за всех, кому с кем жить и строить семью? — в ответ тишина. — Кто, Марина?! — взревел так, что ещё немного, и стекла на окнах разобьются на мелкие осколки, пропуская холодные потоки воздуха в квартиру.

— Я не понимаю, о чём ты? — отзывается мелкая спустя минуту. От этой фразы мне хочется ещё больше её убить за всё то, что она сделала.

— Не понимаешь, — качаю головой, делаю глубокий вдох и выдох. — Кто тебе дал право рушить мою семью, м-м-м?.. Скажи мне, пожалуйста? — несмотря на то, что мой голос спокоен и вроде не предвещает ничего плохого, но тон совсем недружелюбный.

От него сквозит лютым морозом, отчего можно замёрзнуть, а ещё хуже умереть, только не физически, а морально — настолько он холодный.

— Кто ты, чёрт возьми, такая?! — не могу больше сдерживаться, рычу сквозь зубы. Резко разворачиваюсь и в два шага сокращаю между нами расстояние.

Хватаю девушку за плечи и рывком поднимаю с места. Та съёживается, смотрит испуганным зверьком. Только меня это уже не трогает. Она не думала об Аде. Сейчас я не думаю о Марине. Пусть это и жестоко, но я никому не позволю обидеть Рыжика и искалечить её морально. А за своего ребёнка я голову сверну. Меня останавливает только то, что она моя родная сестра, и память о матери.

— Ты возомнила себя Богом, вершителем судеб? Скажи мне, Марина! — цежу сквозь зубы, сжимаю до боли в руках её плечи, отчего она съёживается, но всё меняется буквально через секунду.

Вижу, как мгновенно её взгляд преображается. Из побитой лани превращается в прищур волчицы. Только если волчица защищает всегда детёнышей, то что защищать мелкой, которая в своей жизни ничего сама не добилась, сидя дома на шее у родителей в свои-то годы, пусть и в таком молодом возрасте?

— Она недостойна нас! Нашей семьи. Прошмондовка детдомовская, которая появилась на всё готовое! — её голос пропитан ядом. — Ты её чуть ли не боготворил, мать любила. Даже отец в последнее время смотрел на неё с улыбкой. Но она недостойна нас. Недостойна быть в нашей семье. Она должна сгнить там, откуда пришла, — её слова бьют меня под дых. Не узнаю в ней родного человека. Того, кого учил всегда помогать другим, несмотря на их статус и образ жизни.