Бывший муж моей мачехи - Альма Либрем Страница 36

Но я чувствовала, что такое молчание точно не способно принести никому пользы. По крайней мере, я в этой тишине чувствовала себя пленницей, изолированной от внешнего мира и обреченной на молчание.

Олег же во второй раз поднял бокал вина.

— За что будем пить? — изогнул брови он. — Давай за любовь?

Я вздрогнула. Да, как раз это то, что мне надо — выпить за любовь.

— За верность, — одними губами произнесла я.

— Тогда, — Олег усмехнулся, — до дна.

Я даже не обратила внимания на то, сколько осталось в бокале вина. Только услышала перезвон стекла и сделала первые несколько глотков вина, не заботясь о последствиях. Оно не обжигало горло и вообще, казалось, не пьянило, но когда я допила наконец-то, то вдруг почувствовала себя глупой… и одновременно пьяной. Подняла взгляд на Олега, будто спрашивая его о том, действительно ли должна была поддаваться на провокацию, и как-то отстраненно осознала, что здесь уже совсем темно, и мы сидим в полумраке, забыв включить свет. И за окном сумерки, только город сверкает особенно яркими огнями.

— В детстве очень любила смотреть на ночной Киев из окна, — прошептала я ни с того ни с сего, хотя смотрела не в окно, а на Олега.

— А сейчас?

— Терпеть не могу, — пожала плечами я. — Слишком много времени отбирает. А я не привыкла просто так его тратить.

— Понимаю, — серьёзно кивнул он, вставая со своего места. — Но иногда можно дать себе несколько минут. Просто для того, чтобы понять, что жизнь продолжается.

— Мне уже два года кажется, что она просто остановилась, — прошептала я.

Он подошел совсем близко и склонился ко мне. Винное дыхание, запах его одеколона, приятный, чуть терпкий и однозначно мужской, теплая наощупь ткань рубашки. Я подалась вперед, опустив руки Олегу на плечи, и невольно потянулась к его губам, как будто уже предвкушая вкус поцелуя.

В какой-то момент мне показалось, что Лавров сейчас отпрянет и строгим голосом напомнит мне о том, что мы не в тех отношениях, чтобы позволять себе что-то большее, чем ужин на двоих. А он вместо этого обнял меня за талию, стягивая со стула, и впился в губы страстным, диким поцелуем, таким, что и не оттолкнешь, даже если очень захочешь.

Но что я? Я ведь не хотела. У меня и в голове не было потребовать его остановиться. Я наслаждалась жаром его тела, как будто уничтожающим тот мерзкий, давивший на меня холод, и прижималась к Олегу, наверное, настолько наивно, насколько это вообще было возможно.

Но я не чувствовала себя ребенком, нет. Наоборот, я ощущала себя женщиной, возможно, не только взвалившей на себя проблемы, которые не под силу и тем, кто лет на двадцать старше, а и желанной, любимой. Захотелось переступить через все границы, выстроенные из-за того, что нельзя позволять себе лишнее, нельзя ставить маму под угрозу, нельзя, нельзя…

Можно. Сегодня всё было можно. Я отвечала на поцелуи со страстью, о наличии которой в себе никогда прежде не подозревала даже, и наслаждалась тем, как Олег прижимал меня к себе, как скользил ладонями по спине.

Он потянул вниз молнию платья, осторожно расстегивая его, и я вздрогнула, чувствуя, как вместе с этой развратной одежкой с меня сползает и уверенность в себе, и неожиданная страстность. Я застыла, позволив платью соскользнуть и превратиться в бесформенную алую ткань у моих ног. Даже сил на то, чтобы перешагнуть его, не оставалось.

Мне казалось, что сейчас Олег взглянет на меня и поймет, что вместо желанной женщины рядом — какая-то двадцатилетняя пигалица, к которой он потянулся случайно, запутавшись. Но в его глазах вместо отвращения вспыхнула ещё большая страсть.

Этот поцелуй, казалось, мог лишить почвы под ногами. Я отвечала на него отчаянно, слишком дерзко, как для себя, будто пыталась отвоевать осколки самостоятельности, вернуть себе инициативу. Пальцы скользнули по пуговицам его рубашки, и я поражалась, как не запуталась, стремительно расстегивая её, стягивая с плеч Олега. Одежда была просто тканью, мешавшей ощущать жар его тела, наслаждаться теплом, о котором на самом деле мечтала. Мне хотелось быть ближе, ещё ближе к нему, так, чтобы ни одна преграда не посмела возникнуть на нашем пути.

Выдал предательский писк его мобильный телефон, но Олег просто швырнул его на стол, только на полсекунды отвлекшись от меня, и вновь вернул поцелуй, как будто таким образом пытаясь попросить прощения за это. И вдруг подхватил на руки.

Я вскрикнула, цепляясь за его плечи, впиваясь в кожу ногтями, и прижалась ещё крепче, наверное, не потому, что боялась, что Олег меня уронит, а потому, чтобы не хотела, чтобы просто выпускал из своих рук. Понимала, что это ребячество, что пора одуматься.

Но нет. На самом деле, я уже ничего не понимала, только то, что в самом деле хочу быть сегодня рядом с ним, и никак иначе.

Он донес меня до спальни и опустил на кровать, навис сверху, осторожными, быстрыми поцелуями покрывая шею, ключицы. Я вздрогнула, чувствуя, как его пальцы задели бретельку бюстгальтера, и вдруг вспомнила, что на мне же то самое притащенное папенькой белье, которое, наверное, делает меня в мужских глазах лучше, чем было на самом деле.

Я дернулась, одержимая мыслью, что честно будет сказать об этом честно, но Олег прижал палец к моим губам, едва заметно улыбаясь.

— Ты самая красивая из девушек, кого я когда-либо встречал, — прошептал он. — Тебя не возможно не желать, Стася. Невозможно.

То, как мягко, вкрадчиво прозвучал его голос, почему-то успокоило меня. Я словно поверила в то, что Олег мне не лжет, не придумывает только для того, чтобы меня утешить, и потянулась к нему, возвращая очередной поцелуй и понимая: сегодня я точно никуда не уйду.

И он меня не отпустит.