Дневник В. Счастье после всего? - Дебра Кент Страница 35

Ночь, пятнадцать минут третьего, я не могу заснуть. Можно, конечно, принять таблетку, но утром я буду заторможенной. Не надо. Вот и сижу, думаю, каково мне будет без Пита. Мучаю себя. Представляю его опустевшую комнату, пустую кровать. Сегодня у нас с ним был чудесный вечер. Я приготовила его любимые блюда (мясо в горшочке, заливную морковь, картофельное пюре, на десерт шоколадное печенье с мороженым), разожгла камин (ладно, ладно, схитрила — положила туда искусственные поленья от «Дюрафлейм»), и мы сыграли четыре раунда в «Кути».

— Ты правду говорил, что хочешь пойти жить с папой? — спросила я, подтыкая ему одеяло.

— Не знаю. — Он сонно моргнул.

— Если ты так думаешь, солнышко, это нормально. Твои чувства не могут быть плохими. Ты можешь думать и чувствовать, что хочешь, и это нормально. Но я надеюсь, ты понимаешь, что нам нужно сделать выбор, который будет лучшим для тебя.

Здесь у меня не было твердой почвы под ногами. Я не хотела поливать Роджера грязью, говорить, что он плохой отец. Это ложь. Я хотела сказать: «Твой папа плохой человек, Пит. Он постоянно изменял мне, потому что его тянет на молоденьких. Он растоптал брачные обеты. У него была незаконная жена, а нынешняя его подружка годится тебе в старшие сестры. Если ты уйдешь жить к нему, я тут же повешусь».

— Но я люблю папу, — нижняя губка у него задрожала. — Я скучаю по нему. Почему я больше никогда не смогу его увидеть?

Если бы в мире была справедливость, в аду был бы специальный круг для Роджера и таких, как он. Хватит и того, что он предал меня. Я-то переживу. Про Пита этого не скажешь.

— Солнышко, папа любит тебя. И всегда любил. Он упорно борется за то, чтобы чаще тебя видеть. Но… — Я сглотнула комок. — У папы неприятности, сладкий мой, и ему будет трудно оставаться таким, каким ты хочешь его видеть.

Пит сел на постели.

— Ну и что, что у него неприятности. Я хочу быть с ним. А он — со мной. Если ты будешь мешать ему, я тебя буду всегда ненавидеть!

Эти слова были как пощечина. Я старалась успокоиться, но слезы застилали глаза.

— Лапонька, я вижу, ты злишься. Ты очень сердитый. Но я тебя все равно люблю. Я всегда буду тебя любить. И папа тоже всегда будет тебя любить. Как-нибудь все устроится. Может быть, нам не всегда будет весело и хорошо, но ты всегда будешь чувствовать нашу любовь и заботу, потому что ты нам очень дорог. Понимаешь?

Пит отвернулся к стене и молчал.

— Пит?

— Принеси мне воды, пожалуйста. И шоколадное печенье.

Видимо, разговор закончен. Спускаясь в кухню, я думала, правильно ли поступаю, добиваясь полной опеки. Будет ли это истинным благом для Пита? Позвонила маме посоветоваться. Она сказала, что я сумасшедшая — даже не просто сумасшедшая, а невменяемая, — если не буду бороться за полную и единоличную опеку.

Сейчас половина третьего ночи, в суде надо быть в половине восьмого, но я слишком взволнована и напугана, чтобы спать.

Три двадцать. Еще не заснула. Даже телевизор не помог. Может, ромашки заварить?

На сегодня все.

В.