Шаман - Татьяна Успенская Страница 35

Александра Филипповна ушла, а Нина легла поперёк тахты. Лишь закрыла глаза, её тут же обступили женщины. Она запоминала всех женщин, которые приходили к Кеше, каждую по отдельности, и все казались ей красавицами, но если даже не совсем красавицами, то уж наверняка они были получше, чем она. Блондинка смеялась ей в лицо, насмешливо разглядывала её. Та, первая, девушка, которая так и не повернулась к ней, смотрит, не отрываясь, на Кешу: короткая толстая пушистая коса окантовала щёку. И сейчас кто-то смотрит так, не отрываясь, на Кешу.

Нина вскочила, пошла на кухню, выпила холодного чая. Легко позванивало в голове, и не было ни одной мысли. Александра Филипповна уже, наверное, в своей церкви, а в каждом уголке кухни остался её голос: «Мой отец был человек… Выздоровеет больной, отец возьмёт балалайку и — давай наяривать, а мы пляшем!»

Позвонили в дверь. Нина удивилась: не заперто же!

— Можно? — услышала знакомый голос. Вышла в коридор. Перед ней стояла Витина мать. — Я решилась прийти, вы простите. Мы ждём с тех пор. Витя даже есть перестал. Вы не думайте, мы заняли денег, мы теперь можем оплатить лечение за месяц вперёд. Вы скажите врачу. Он что, боится, что мы не заплатим? Вы скажите ему, вот деньги. — Женщина разжала ладонь, на ладони — четыре мятых бумажки по пятьдесят рублей.

Нина отступила от неё, прижалась к стене, потом бочком пошла в комнату. Женщина нерешительно потопталась на месте, пошла следом.

— Вы простите, что я решилась. Вы нас так обнадёжили! Мы всё ждём, утром, днём, вечером, Даже ночью прислушиваемся к шагам на лестнице, вдруг он для нас найдёт время только ночью? Одна надежда. — Женщина не плакала, сухо блестели глаза. — Я не знакома с ним. Если бы папа был жив… он умел разговаривать с ним.

— Разве он не приходил? — дрожащим голосом спросила Нина. — Я думала, я была уверена… Я ведь ему никто, такая же, как все, больная, просто хотела Вите помочь, Не сумела. Возможно, даже испортила. Вы меня простите. Я так его просила! У него умирающие, у него тяжёлые больные, он всё время с ними, вы извините его. Я вас прошу, потерпите, я его ещё раз попрошу. Он придёт, он должен прийти обязательно. — Нина лепетала, не зная, как помочь несчастной матери, и только одного боялась — замолчать.

Женщина постояла-постояла у двери в Кешин кабинет и, опустив голову, пошла к выходу.

«Подождите», — хотела сказать Нина, не сказала, потому что она сама ничего не знала про Кешу.

Женщина тихо ушла. Нина старалась вспомнить её лицо, торчащие скулы, опущенные к полу глаза, пушистые широкие брови, затянутые в тугой узел пушистые волосы, которые всё-таки непослушно топорщились над скорбным лбом.

Пошла снова на кухню. Бутылки с лекарствами, недопитый Кешей чай… Осмотрела всё это, ещё раз, ещё. И отчётливо поняла, что больше никогда этого не увидит. Ни бумажных пакетов с травами, заполнивших и переднюю, и тёмную комнату-кладовку, и пол под Кешиной кроватью в кабинете, и все полки, ни Кешиных книг, ни широченной, удобной, видно, на заказ сделанной тахты.

Она приехала к нему незваная и захотела стать ему близким человеком. По какому праву? Чем он обязан ей? Вот он и сбежал из своего дома, чтобы не видеть её. И к Вите не пошёл потому, что она его об этом просила. Нет, не о том она думает! Ей до него не дотянуться, его истин не понять. Вылечил без её участия Витю и снова вылечит. Зачем она вмешивается? Не лезла бы, давно всё было бы в порядке!

Не торопясь, как только что собиралась в церковь Александра Филипповна, уложила в сумку свои вещи. Из ванной вынесла сухое Олино и своё бельё, уложила в сумку Олины и свои домашние шлёпанцы, тёплые кофты — сегодня опять жарко. Проверила документы. Достала деньги из сумки, конверт с Вариной запиской Кеше, вынула из конверта записку, смяла, бросила, в конверт положила деньги, написала на нём крупно: «Спасибо. Мы уехали». Постояла над конвертом, посмотрела на свои ровные крупные буквы. Приписала: «Приходила Витина мать. Они ждут Вас с утра до вечера. Они собрали деньги на лечение».

Кажется, всё. Да, ещё нужно выключить газ под кастрюлей с лекарством. Неизвестно, когда вернётся Александра Филипповна.

Нина подошла к зеркалу, сняла ленту, тщательно расчесала волосы, потуже связала их и только тогда пошла к Оле.

— Поедем, доченька. Сейчас лето, очень трудно будет достать билеты. Может быть, два дня придётся загорать в аэропорту.

Оля сморщилась, губы у неё запрыгали — она заплакала. Поспешно глотала слёзы, а слёзы всё сыпались из глаз.

— Ты что? — удивилась Нина. Не расстроилась, не изменила своего решения, просто удивилась.

Но Оля ей не ответила. Она встала, одёрнула платье, отбросила косы. Понесла книжки. Очень осторожно отодвинула стекло, расставила их по полкам.

— Это о травах, — пояснила Нине. На неё не смотрела. — Ты всё взяла, мама? — Она уже совсем успокоилась, и Нина сразу забыла о её слезах.

— Ну, посидим на дорожку, Оля.

Они сели на зелёную тахту.

— Какая нелепая примета, — усмехнулась. Подумала равнодушно: «Вот и всё. Всё. Зачем жила здесь? Зачем тянуть резину дальше?»

— Мамочка, ты взяла лекарство? — Оля встала первой, пошла к сумке.

Через минуту все вещи были выброшены на пол.

— Что же ты делаешь?! — В голосе дочери звучал испуг. Она побежала на кухню, вернулась тут же с бутылкой, бутылка была неполной. — Это на пока. Я, как приедем, напишу дяде Кеше, он ещё пришлёт. — Нина спокойно смотрела, как Оля аккуратно укладывала вещи обратно. — Ну ехать так ехать! — сказала Оля весело любимую фразу Олега. Олег всегда так начинал их путешествие: «Ехать так ехать!»

Ни на что больше не глядя, Нина первая вышла из дому и, только когда Оля захлопнула дверь, вздрогнула.