Дикая роза - Анита Миллз Страница 35

Вместо когда-то свежевыбеленного фасада взору Энни предстали серые доски с облупившейся от времени и непогоды краской, двор показался непривычно пустым. На сохранившейся бельевой веревке ничего не висело, а большое с черными, оголенными сучьями дерево перед домом выглядело совершенно безжизненным. Она перевела взгляд на коровник и скотный двор. У них тоже был заброшенный вид. На всей ферме не было видно ни единого живого существа. И хоть она знала, что ее ждет нечто подобное, увиденное просто ошеломило ее.

– Ну что, будем входить в дом? – произнес Хэп за ее спиной.

– Пожалуй.

– Ключ под кувшином. Когда мы уезжали, я велел Риосу запереть дверь, чтобы никому не вздумалось забраться вовнутрь. – Было время, когда мне казалось, что я уже никогда не увижу своей фермы, – тихо проговорила Энни.

– Сейчас я достану ключ.

– Все здесь выглядит таким нежилым и пустым.

– В последний раз, когда я заглядывал в дом, все вещи были на месте.

Он поднялся на крыльцо и стал шарить за большим глиняным кувшином.

– Вот он, голубчик, – сказал он и, выпрямившись, вставил ключ в замочную скважину.

Дверь, заскрипев, распахнулась, и на пыльный пол лег неяркий зимний свет. Чувствуя, как сильно колотится сердце, она шагнула через порог вслед за Хэпом – и оторопела. В ее памяти все в доме оставалось таким, каким было три года назад, и то, что предстало ее глазам, повергло в настоящий ужас.

Со всех предметов в комнате свисали гирлянды паутины, протянувшиеся до самых стен. С каждым шагом ее юбки вздымали с пола целые облака пыли, смешанной с мелким песком, так что дышать было почти невозможно. Остановившись у пианино, она провела пальцем по тонкой резьбе, выполненной на крышке инструмента, и оставила глубокий след в толстом слое пыли.

Хэп стоял и смотрел, как она ходит по своему дому, словно во сне, то и дело останавливаясь, чтобы прикоснуться к каждому стулу, к каждой салфетке, к каждой безделушке, хранящей память о другой жизни. Чувствовал он себя крайне неловко, будто подглядывал за тем, что не было предназначено для чужих глаз.

– Ну как, все вещи на месте? – нарушил он затянувшееся молчание.

– Да, все, разумеется.

– Хотите осмотреть и остальное?

– Да.

Она выглядела далеко не такой счастливой, какой он ожидал ее увидеть.

– У вас замечательный дом, Энни. Знаете, вы здесь все так хорошо и красиво устроили.

– Да, знаю.

– Нужно, конечно, немного убрать, и в доме станет так же, как прежде, – добавил он, намеренно преуменьшая царящее кругом запустение. – Вы с этим легко управитесь. Не пройдет и недели, как здесь снова будет уютно.

– Надеюсь.

– Я вот что предлагаю – составьте список того, что вам нужно, а я съезжу в город и привезу. Потом мы потрудимся пару дней и приведем все в порядок, а уж после этого я уеду.

– Хорошо.

– Но прежде всего надо разжечь огонь, принести из повозки еду и помочь вам устроиться. Вы не против, если я оставлю вас на время одну?

– Нет.

Он подошел к ней сзади и положил ей руки на плечи:

– И все-таки вас что-то тревожит.

– Нет, все в порядке.

Но она двигалась по комнате с таким видом, словно впала в транс. Что-то подсказывало ему – лучше всего оставить ее одну. Нужно дать ей время самой совладать с тем, что гнетет ее в эту минуту. Он убрал руки с ее плеч и сказал:

– Что ж, начнем с главного: пойду похлопочу насчет дров, не то вы совсем окоченеете. А пока что советую оставаться в пальто.

Если она и слышала его, то ничего не сказала в ответ. Он остался стоять на месте, а она направилась в другую комнату. Может, не стоило привозить ее домой, когда на дворе зима? Если бы сияло солнце, то, возможно, все выглядело бы не так безнадежно? А может быть, все дело в том, что ее страшит перспектива остаться в доме одной? Или же гнетет необходимость делать большую уборку после такого долгого путешествия?

Он глубоко вздохнул и тут же закашлялся от пыли. Ладно, надо идти искать, чем растопить печь, ну, а когда запылает огонь и на столе будет еда, глядишь, и настроение у Энни улучшится.

– Когда вернусь, постараюсь помочь вам вымести хотя бы часть пыли, – пообещал он.

Энни слышала, как за ним закрывается дверь. Она стояла в дверях спальни и смотрела на свою массивную деревянную кровать. Стеганое одеяло по-прежнему лежало на месте, однако белая часть рисунка на ткани порыжела. Она подошла поближе, любуясь безупречными стежками, сделанными ее руками, сложным узором из синих и белых звезд. Стянув одеяло с кровати, она бросилась на перину и, больше не в состоянии владеть собой, горько разрыдалась, колотя кулаками по подушке. До чего же несправедливо, до чего жестоко, что от всей ее прежней жизни остались одни только вещи!

Дрова в поленнице за домом посерели от времени, и кора на них была вся изъедена. От старой, истлевшей трухи толку мало, но если смешать ее с дровами посвежее, она, возможно, не будет так быстро сгорать. Хэп пошел в сарай, нашел там топор и клин, которыми, должно быть, когда-то пользовался Итан Брайс, и вынес их во двор. Много воды утекло с тех пор, как Хэп последний раз рубил дрова – это было еще тогда, когда он жил дома у матери, – но такие вещи быстро не забываются.

После довольно продолжительных поисков он нашел то, что ему было нужно: низкорослый, наполовину высохший тополь, в который, очевидно, когда-то ударила молния. После первого же удара топором он понял, что его ждет серьезное испытание. Мышцы на спине так напряглись, что не могло быть сомнений: когда он закончит, у него будет болеть все тело. Но с самого детства мама не уставала ему повторять: от честного труда никто никогда не умирал. Ну что ж, в который раз ему предстояло узнать сейчас, насколько она была права.