Сезон любви - Людмила Белякова Страница 35

«У, если это Алла – скажу, что дня три меня дома не будет… Пусть еще немного с мыслями пособирается… И если не соберется, то я не особенно обижусь. Должен же быть естественный отбор?»

– Олимпиада Иннокентьевна? – прозвучал в трубке приятный драматический тенор.

– Да, я, – ответила Липа, обрадованная и чуть озадаченная.

«Мужчина в самом начале недели – к несомненной удаче в делах!»

– Это оперуполномоченный Гусляров Роман Дмитриевич, – сообщил голос.

«Ка-как? Роман?! Это же почти как у… ну да… Вот он кто, оказывается! Роман!»

– Да, слушаю. – Липа, как могла, притворилась серьезной и деловитой, хотя ее рот неудержимо разъезжался к отдаленной периферии лица.

– Вы не могли бы сегодня-завтра подъехать к нам?

– Ну, могла бы, конечно.

«Что – очная ставка с г-ном Покойницким? Во круто!»

– А в чем дело, нельзя уточнить? Мне надо как-то подготовиться… морально.

– Вы утверждаете, что вы – профессиональный журналист?

– Да-а, – важно ответствовала Липа, – можно сказать, высокопрофессиональный.

– Вот, мы бы хотели воспользоваться вашими услугами. Своего специалиста этого профиля у нас нет, так что… Вы как?

– Да пожалуйста, приеду, сделаю.

Липа чуть было не ляпнула, что делала криминальные материалы только раз-два, но вовремя прикусила язык. Они договорились, что Липа приедет к двум часам.

Гусляров сидел в том же тесном в бедрах кабинетике и встретил ее приветливой улыбкой.

– Как ваши дела? – спросил он. – Работы много сейчас?

– Не много, но есть. По нашим временам если только у вас работы много будет, – не удержалась Липа.

– Да, это да, – охотно согласился РДГ-2. – Олимпиада Иннокентьевна, я вас сейчас провожу к нашему начальнику. Он вам объяснит, чего мы от вас, собственно, хотим.

– Ой, а это не больно? – притворно испугалась Липа.

– Нет, я думаю, все будет в порядке. Пойдемте?

РГД-2 повел ее по длиннющему, как кишка травоядного животного, коридору до приемной, где сидела девушка в форме и пилотке.

– Я пойду, а вас пригласят, хорошо? Сориентируетесь сами?

– Конечно, – чуть пренебрежительно пожала плечами Липа. – Я вообще хорошо ориентируюсь… во всем.

Она просидела в предбаннике минут десять, потом из кабинета за тяжелой, солидной дверью вышел озабоченный мужчина в форме.

– Пройдите, – сказала пилотка, и Липа, вцепившись в золоченую ручку, с трудом выволокла дверь из проема.

– Здрасте… Ох, ну и дверца у вас – сразу видно, что за ней очень важный человек сидит, – простонала Липа, втискиваясь в кабинет.

Важным человеком оказался пожилой, плотный телом и седой в висках милиционер с крупными звездами на погонах.

– Вот мы и хотим, чтобы вы сделали о нем большую статью, так сказать, предъюбилейную – такую хорошую, обстоятельную, добрую, отразили славный путь заслуженного работника милиции… Вы как?

– Да ради бога! – всплеснула руками Липа. – Моя б воля, я бы только такие материалы и делала! Но в обычные издания их не особенно берут – им чем кровавее, тем лучше… Страшно подумать, что будут думать о нашем времени через сто лет, если судить по нашим газетам.

– Да-да, это вы очень точно подметили!.. Да, вот еще один вопрос – каждый труд должен быть оплачен… Сколько мы вам будем должны?

– Ох, нисколько! – замахала руками Липа. – Во-первых, мне заплатят гонорар в вашем ведомственном журнале, а во-вторых, уже спасибо за то, что вы меня защищаете, и мне лично это ничего не стоит.

Седой насупился, но ничего не сказал.

Потом Липа еще три часа моталась по райотделу с диктофоном, интервьюируя подчиненных будущего юбиляра, ждала, когда ей выдадут «для сведения» его послужной список, и под конец, уже усталая и голодная, попудрив в туалете нос, зашла в кабинет к Гуслярову.

– Ох, а вы еще здесь, Олимпиада Иннокентьевна? – удивился тот.

– А как же! Настоящая работа быстро не делается.

– Не сложно вам… это? Не обижаетесь, что…

– …Вы меня так вашему начальству продали? – подцепила его Липа. – Нет, все нормально. Через пару дней готово будет, и я забегу.

День был пасмурный, и Липа подошла к своему подъезду уже в густо-синих сумерках, когда под ногами аппетитно потрескивала ледяная корочка замерзших лужиц.

– Ох, Олимпиада! Ну где ж вы ходите! – огласил подъезд скорбный гундивый вопль. – Я вас уже два часа дожидаюсь!

С подоконника окна лестничной клетки соскочила Алла. Тут же стояли две объемистые сумки.

– А… разве мы с вами точно договаривались на сегодня? – зашаталась от голода и усталости Липа. – Вы бы позвонили сначала, предупредили… Я на задании была.

– Я подумала, вы будете меня ждать. – Алла подхватила сумки и пошла за Липой.

– А у меня наметилась срочная работа, которую я и делала весь день.

Липа отперла квартиру и пропустила Аллу.

– А я могу как-то поучаствовать? Я так…

– Ох, Алла, дайте мне в себя прийти, а? Я там почти с самого утра была, и ничем, кроме растворимого кофе, меня не попотчевали.

– Да, я понимаю, но я ведь тоже…

Что там эта Алла «тоже», Липа не дослушала, направившись в санузел смыть упревший макияж и переодеться, а потом на кухню – срочно варить дежурные макароны.

Они с Аллой доедали любимые Липины лимонные цукаты, когда позвонила Гликерия и попросила ее принять.

– Сейчас еще одна наша подруга подойдет, – сообщила Липа Алле, довольно угрюмо созерцавшей пустую чашку.

– Только одна? – скучно уточнила Алла.

– Пока да, – подтвердили Липа.

– Я-то вообще думала, здесь у вас суета, вечный праздник… такая веселая суматоха.

«Далась ей эта суматоха!» – раздраженно подумала Липа и сказала:

– Вот вы, Алла, и подумайте, как нам найти активных людей, а? Я дня три буду заниматься заказом, что сегодня получила, и у вас есть время.

Алла было открыла рот в частично съевшейся помаде цвета лососины, умершей от отравления угарным газом, но тут в дверь позвонили, и Липа пошла отпирать Гликерии.

– Ой, что я вам расскажу! – захлопала ладошками Лика, едва впрыгнув в прихожу.

– Расскажете, расскажете! – остановила ее Липа. – У на тут еще одна компаньонка появилась. Алла, познакомьтесь, это Гликерия, журналист. Гликерия – это Алла, модель и модельер.

– Да-а? – округлила глаза Лика. – Ой, какая вы высокая!.. Как я всегда завидовала высоким!

– Это не так хорошо, как может показаться, – под сурдинку протрубила Алла.