Перо фламинго [= Иероглиф ] - Наталия Орбенина Страница 35

Поиски пропавших продолжались несколько часов. Искали следы, помет верблюдов, предметы одежды, кричали, стреляли в воздух, копали песок, расходились кругами в разные стороны и возвращались все к одному и тому же месту. Нет, нет и нет. Один из проводников угрюмо поведал, что песок, наметенный на упавшего, может быть столь высок, что этот могильный холм не найти и не разрыть никогда. Разве что другая буря разметет бархан, и тогда, может быть, откроются иссохшие останки. Викентий Илларионович мрачно выслушал любезный перевод Северова и заявил, что найдет товарища и свою жену живой, чего бы это ему ни стоило. Проводник покачал головой и сказал, что теперь поиски надо прекратить и двигаться к бедуинам.

Солнце начало свой путь к горизонту. Впереди ночь. Возможна еще буря. После весьма эмоционального совещания было принято решение идти к бедуинам, а наутро продолжить поиски. В стойбище бедуинов их приняли вполне радушно и даже согласились помогать в поисках пропавших. Спать повалились, как подкошенные, на тюфяках, набитых верблюжьей шерстью. Соболев почти не спал, едва смыкал глаза, как снова просыпался. Неужели она погибла, неужели он не найдет её? Боже милостивый, какая нелепость, какая несуразица. Такой женщине найти свой конец не в собственной постели, а в дикой пустыне! И кто виноват? Он, её муж! Он погнался за мифом, за миражом и заплатил страшную цену за свое мальчишеское заблуждение. Как, как теперь жить?

Соболев заскрежетал зубами и повернулся на бок. И увидел, что Зоя тоже не спит и давится рыданиями. Что ж, её одиночество тоже ужасно. О, нет, нельзя еще думать о Серне и Егоре как о погибших! Нет, они найдутся, они обязательно найдутся. Ведь все были рядом, недалеко. Нет, нет. Они завтра же еще раз более внимательно все осмотрят. Если надо, будут копать, искать. Нет, пока он не увидит…

Соболев опять заметался на своем тюфяке, он не мог даже мысленно сказать себе, что может увидеть жену мертвой.

На другой день поиски возобновились. Теперь присоединились еще и бедуины, большие знатоки своей пустыни. И этот день не принес добрых вестей. И следующий. К вечеру третьего дня у Соболева стало плохо с сердцем. Северов долго колдовал над ним, а потом категорически потребовал возвращаться на корабль. К воде, более легкому и благоприятному воздуху.

– Бросьте, Северов, вы же понимаете, не в воздухе дело. Я никуда не уйду, пока не пойму, что поиски бесполезны.

– Но ведь вы понимаете, что на это могут уйти месяцы! Если мы не обнаружили их сразу, если они не объявятся в ближайший день, то шансы их увидеть живыми становятся ничтожными. Человек начинает погибать в пустыне без воды уже в первые восемь часов. Прошли три дня. Сколько у них оставалось воды во флягах? Да и были ли они у них? Мне больно говорить вам об этом, но скорей всего, уже завтра мы будем искать тела, а не живых людей. Я настоятельно прошу вас вернуться на корабль. К тому же с нами девушка. Она почти обезумела. У вас сын, вам надо позаботиться о нем. Возвращайтесь, а я останусь тут на несколько дней, буду присылать к вам гонцов.

Соболев понимал, что Северов говорит разумно, но вся его душа бунтовала. Он чувствовал себя предателем, трусом. И все же пришлось согласиться с доводами Северова. Потратив еще один день впустую, осиротевшая экспедиция тронулась в обратный путь. Точно в забытьи двигались они по пустыне, каждый лелея призрачную мечту. А вдруг, вот сейчас, вот-вот мелькнет, покажется… Зоя вся опухла от слез. Она побледнела, осунулась, нос заострился. Петя плакал молча, слезы текли по его лицу, и он их уже не стеснялся. Соболев и Лавр иногда перебрасывались редкими словами. Остановились на привал, молча и угрюмо ели, допивали воду. Вокруг стояла тишина. Едва шелестел песок, сверху взирало беспощадное солнце.

Наконец, добрались до берега священного Нила, который встретил их благословенной прохладой, шелестом травы, пением птиц в зарослях тростника. Но ничто, ничто не приносило облегчения. Наоборот, прикосновения к прохладной воде, её живительные струи в горле только заставляли думать о несчастных в пустыне и содрогаться от мысли – вдруг они сейчас погибают от жажды и зноя?

Потянулись часы, дни изматывающего ожидания. Соболев почти не выходил из своей каюты, Лавр копался с фотографиями, чтобы хоть как-то себя занять. Петя и Зоя слонялись по боту, встречаясь то на одной стороне палубы, то на другой. Иногда они ходили по берегу, иногда уныло и молча сидели в плетеных креслах. Зоя принималась думать, как теперь ей жить одной, без помощи и поддержки брата, и от этих мыслей ей становилось дурно так, что даже тошнило.

Однажды кормчий громко закричал, призывая профессора. Тот выскочил из каюты, полуодетый, с безумной надеждой в глазах. Прибыл гонец от Северова с запиской. Трясущимися руками Соболев взял записку, но даже не мог её развернуть, так велико было его волнение. Пришлось Лавру резким движением развернуть пакет, завязанный грязной бечевочкой. Северов писал, что никого и ничего найти не удалось. Прошла неделя. Какие будут указания?

Викентий Илларионович впервые в жизни, не постеснялся посторонних глаз и просто завыл, обхватив голову руками. Петя остолбенел, видя всегда сдержанного и строгого отца в таком состоянии, и судорожно обнял его.